Следует отметить, что в военно-доктринальных установках при решении столь важной проблемы произошла, в особенности после 1933 г., определенная трансформация, выразившаяся, во-первых, в отходе от восприятия и интерпретации «капиталистического окружения» как некоего враждебного монолитного союза империалистических государств, имеющего цель стереть с лица земли СССР; в выдвижении лозунга о возможности сотрудничества капиталистических государств с Советским Союзов в борьбе за мир, за предотвращение войны, а также обосновании идеи и выработке плана создания системы коллективной безопасности в Европе.
Во-вторых, это выразилось в относительной замене внешнеполитических ориентиров Советского государства. Думается, что идея «мировой революции» к середине 30-х годов в определенной мере потеряла свою актуальность, а политико-стратегическая ориентация СССР на ее проведение в значительной степени «утихла». На первый план выдвинулось и практически становилось доминирующим стремление обеспечить мирные условия развития страны. Эти перемены не могли не сказаться на изменениях в военно-доктринальных взглядах. В эти годы советское военно-политическое руководство допускало возможность военных союзов с капиталистическими странами и участия вместе с ними в совместной борьбе за обеспечение коллективной безопасности, а в случае необходимости − даже в совместных военных действиях против агрессоров. Так, в 1935 г. было достигнуто соглашение между СССР и Чехословакией при участии Франции, направленное на организацию коллективного отпора фашистской агрессии. Эти договоры были первыми в истории соглашениями о взаимной помощи государств, принадлежащих к различным социально-политическим системам. С их подписанием был создан исторический прецедент для нового подхода к важнейшим вопросам международной жизни, и прежде всего в вопросе о предотвращении новой войны.
Во второй половине 30-х годов возможными союзниками в войне против Германии советское руководство считало Англию, Францию, США и союзные им страны, поскольку империалистические интересы (а в дальнейшем и само существование) этой группировки находились под угрозой со стороны фашистского Милитаристского блока. Здесь объективно их интересы совпадали с интересами СССР и создавали платформу для совместной коалиции против Германии и Японии. Однако до Великой Отечественной войны такую коалицию создать не удалось. Причины этого следует искать как в политике правящих кругов западных держав, их глубокой враждебности к социалистическому государству, так и действиях СССР и руководства Коминтерна, выразившиеся в заигрывании с Германией, поддержке и оказании военной помощи испанским и китайским коммунистам, так и в проведении политики солидарности со всеми революционными и прогрессивными силами стран капитала, выступавшими против своих правительств. Затрудняли создание такого союза и сталинские репрессии, отшатнувшие от СССР мировую общественность и породившие в правящих кругах Запада уверенность в нашей слабости как военного союзника.
Реализация теоретического положения о возможности совместных действий с буржуазными странами против агрессора относится лишь ко второму периоду второй мировой войны, когда ряд стран во главе с США и Англией были вынуждены пойти на заключение договора с Советским Союзом о военном сотрудничестве и создании антигитлеровской коалиции. Ее оформление явилось свидетельством правильности оценки советской военной доктриной общих тенденций развития военно-политической обстановки в мире.
Более продуктивно, чем на Западе складывались отношения Советского Союза с Китаем. Договор о ненападении, заключенный между двумя странами в августе 1937 г., явился основой для оказания советским государством широкой военной помощи китайскому народу, борющемуся против японских захватчиков.
В расстановке политических сил советская военная доктрина продолжала учитывать революционные возможности прогрессивных сил, интернациональные чувства рабочих капиталистических стран. Считалось, что рабочий класс стран капитала в случае войны будет обязательно поддерживать СССР. В Полевом уставе РККА (ПУ-39) отмечалось: «Великая мощь и несокрушимая сила Рабоче-Крестьянской Красной Армии заключается... в сочувствии и поддержке, которые она встретит среди трудящихся масс напавших стран и всего мира»(18). Это доктринальное положение абсолютизировалось, так как недооценивались возможности идеологической обработки трудящихся капиталистических стран со стороны их правящих классов. Расчеты на солидарность и поддержку трудящихся Германии и ее союзников практически полностью рухнули. К тому же подобные установки дезориентировали солдатскую массу, ослабляли готовность к жестокой, бескомпромиссной борьбе с врагом.
Военная доктрина исходила из того, что в случае агрессии против СССР возникнет война между двумя социальными системами. В ней будут ставиться самые решительные политические и стратегические цели, исключающие всякую возможность достижения каких-либо компромиссов, и победа будет за СССР. В основе этого положения лежал сделанный XVII съездом партии вывод о том, что Советский Союз в борьбе с любым агрессором способен выдержать упорную и длительную войну, которая закончится полным разгромом врага(19). Эта доктринальная установка была закреплена в ряде руководящих документов РККА тех лет. В частности, во Временном Полевом Уставе РККА было записано: «Достижение решительной победы и полное сокрушение врага являются основной целью в навязанной Советскому Союзу войне»(20).
Военная доктрина прогнозировала не только исход войны, но и ее социальные последствия. Предполагалось, что «война поставит под вопрос само существование капитализма в ряде стран, как это имело место в ходе первой империалистической войны», приведет «к революции в ряде стран Европы и Азии, к разгрому буржуазно-помещичьих правительств этих стран»(21).
Рассмотренные теоретические взгляды в оценке политического характера будущей войны составили основу для определения ее военно-технического содержания. В общем концептуальном плане основные положения теоретической мысли о военно-техническом характере будущей войны сводились к следующему.
В будущей войне примут участие миллионные армии, крупные войсковые массы, оснащенные огромным количеством новой боевой техники: танками, самолетами, артиллерией. Массовое применение этих средств придаст боевым действиям небывалую стремительность, огромный размах, большую глубину и высокоманевренный характер, вследствие чего вооруженная борьба развернется на огромных театрах военных действий. Война будет длительной. Победа в ней не может быть достигнута одним «молниеносным ударом», для ее достижения потребуется полное и всестороннее напряжение всех сил, широкое применение различных способов и форм вооруженной борьбы. Основным видом стратегических действий станет стратегическое наступление. Содержанием войны станут кампании, этапы, периоды.
Значительный вклад в формирование и разработку военно-технических аспектов военной доктрины внесли В.К. Триандафиллов, М.Н. Тухачевский, Б.М. Шапошников, А.И. Егоров, А.Н. Лапчинский, С.М. Белицкий и ряд других известных военных деятелей и теоретиков.
Одной из самых сложных и важных проблем в общей системе взглядов на характер будущей войны являлась проблема ее начального периода, под которым понимался промежуток времени от начала военных действий до вступления в войну главных сил противоборствующих сторон.
Важнейшими теоретическими вопросами проблемы начального периода войны являлись: определение сущности начального периода войны; содержание и характер действий вероятного противника перед войной и в ходе начального периода; возможный способ развязывания агрессором будущей войны против СССР; содержание и характер действий Красной Армии перед войной и в ходе начального периода; механизм вооруженной борьбы советских войск по отражению нападения противника и установление возможной продолжительности начального периода войны.
Сущностью начального периода, по мнению руководства НКО, военных теоретиков, явится борьба за то, чтобы опередить своего противника в развертывании главных сил, захватить стратегическую инициативу и добиться важных стратегических преимуществ в ведении войны. На протяжении всего межвоенного времени оценка сущности начального периода оставалась неизменной, зато взгляды на его содержание постоянно уточнялись и совершенствовались.
В 20-е годы военная теория Советского государства и взгляды противника (Польша, Румыния, прибалтийские государства) в основном идентично отражали объективные процессы начального периода будущей войны, его сущность и содержание. Считалось, что главным в содержании начального периода станут мероприятия по мобилизации главных сил и их стратегическому развертыванию, что обеспечивалось бы, боевыми действиями ограниченных сил армий прикрытия (войск приграничных округов). В основу всей теоретической концепции был положен следующий вариант развития событий: противники начинают мобилизацию и сосредоточение главных сил с момента объявления (начала) войны и заканчивают их сравнительно одновременно, не получая по отношению друг к другу решающих преимуществ.
Основные положения теории начального периода войны были закреплены в официальных руководствах и наставлениях: «Высшее командование. Официальное руководство для командующих и полевых управлений армий и фронтов» (1924 г.); «Наставление по технике разработки оперативной части плана войны» (1926 г.); «Положение о подготовительном к войне периоде» (1929 г.) и др. В основном они правильно ориентировали военные кадры, всю практику военного строительства на подготовку войск и в целом вооруженных сил к войне, нацеливали военных теоретиков на дальнейшую разработку проблем начального периода.
В 30-е годы в этой области военной теории произошли коренные изменения. Во взглядах противника (Германия, Италия, Япония, Венгрия, Польша, Румыния, прибалтийские государства) проявились новые тенденции в подготовке и ведении начальных операций, важнейшими из которых были: заблаговременное создание сильных армий прикрытия, включавших мотомеханизированные войска и значительные силы авиации, способные выполнить функции армий вторжения; формирование в предвоенный период мощного мобилизационного аппарата и проведение частичной мобилизации вооруженных сил; создание до начала войны элементов второго стратегического эшелона; ведение широкомасштабных наступательных операций с первых минут войны и перенесение центра тяжести военных действий со своей территории на территорию Советского государства (или другого возможного противника) с задачей уничтожения частей прикрытия, срыва мобилизации, сосредоточения и развертывания войск.
Учитывая новые явления в военной теории ведущих государств, а также широкие материально-технические возможности и условия технической реконструкции и развития Советских Вооруженных Сил, военная теория советского государства нацеливала на заблаговременное создание армий прикрытия, способных перенести борьбу на чужую территорию; формирование основ второго стратегического эшелона и проведение еще до начала войны ряда мобилизационных мероприятий. Содержание начального периода войны, по мнению советских военных теоретиков, должно было включить в себя отражение ударов армии вторжения противника, перенос боевых действий на территорию врага, при одновременном проведении мобилизации и вводе в сражение главных сил.
Основная особенность исследований начального периода будущей войны на этом этапе заключалась в реализации и проверке теоретических положений в ходе учебно-боевой и оперативной практики войск и штабов. Первые учения, во время которых была сделана попытка решения задач начального периода войны, в том числе приграничного сражения, были проведены в 1931–1932 гг.
Наиболее плодотворным в разработке проблем начального периода войны явился период конца 1936 – начала 1937 годов. К этому времени в вооруженных силах сложилась целая система проведения учений, маневров, оперативных и оперативно-стратегических игр и других форм учебно-боевой и оперативной практики войск и штабов. Всего в период с 1931 по 1941 гг. было проведено 48 учений сухопутных войск, военно-воздушных сил, операций флота (все в тридцатые годы), 11 маневров войск (все в тридцатые годы), 116 оперативных игр (111 из них в тридцатые годы), 45 полевых поездок и рекогносцировок (35 в тридцатые годы), 12 оперативных сборов начкомсостава (все в тридцатые годы), 4 военно-стратегические игры (2 в тридцатые годы), 12 тыловых учений и игр (все в тридцатые годы), 2 заочные оперативные задачи (обе в тридцатые годы). Всего было проведено более 250 мероприятий различных форм и видов учебно-боевой и оперативной практики РККА и флота по тематике начального периода войны, из них 233 в тридцатые годы(22). В ходе них получили проверку, закрепление и подтверждение основные положения теории начального периода войны.
В целом взгляды, сложившиеся в нашей военной теории в тридцатые годы, в основном правильно отражали объективные процессы содержания начального периода войны. Наибольший вклад в их разработку внесли Я.Я. Алкснис, Л.С. Амирагов, А.И. Егоров, Я.М. Жигур, С.Н. Красильников, С.А. Меженинов, В.А. Меликов, М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич, Е.А. Шиловский, Р.П. Эйдеман, И.Э. Якир.
B основу общей концепции начального периода будущей войны были положены следующие варианты: 1) каждый из участников войны, стремясь упредить своего противника, начинает мобилизацию и сосредоточение главных сил заблаговременно до начала войны и заканчивает их в ходе начавшихся военных действий, не получая заметных преимуществ; 2) один из противников начинает войну, частично упредив другого в развертывании главных сил, в связи с этим получает возможность захватить оперативно-стратегическую инициативу и начать операции объединений главных сил в то время, когда второй, используя оборонительные действия ограниченных войск армии прикрытия, продолжает мобилизацию и сосредоточение главных сил. При этом по второму варианту допускалось и учитывалось упреждение в развертывании войск и открытии военных действий как со стороны РККА, так и со стороны армий вероятного противника.
Военные теоретики в целом верно ориентировали военные кадры, направляли практику военного строительства на подготовку вооруженных сил к войне, определяли основные рекомендации и конкретные меры по подготовке к отражению нападения врага. Основные положения теории начального периода войны были закреплены в целом ряде оперативных наставлений, инструкций, не имевших аналогов в армиях капиталистических государств, в том числе: в проекте «Наставления по вождению высших соединений РККА»; проекте «Наставления по ведению операций» (1935 г.); проекте «Наставления по операции вторжения» (1934 г.) и др. Однако массовые репрессии 1937–1938 гг. нанесли невосполнимый урон советским вооруженным силам. Была истреблена плеяда военных теоретиков и практиков, стоявших у истоков передовой теории, ее творцов. Вследствие этого многие положения теории начального периода войны были объявлены «вредительскими» и практически вычеркнуты из практики подготовки войск.
Развитие взглядов на начальный период войны в последние предвоенные годы (1939–1941 гг.) осуществлялось под непосредственным влиянием опыта начавшейся Второй мировой войны. Войны фашистской Германии свидетельствовали о том, что агрессор до начала вторжения завершал сосредоточение и развертывание своих главных сил. Таким образом, он получал возможность с начала военных действий развертывать крупные (стратегические) наступательные операции с решительными целями. Начальный период войн фашистской Германии представлял собой уже период ведения крупных наступательных операций заранее созданными и скрытно развернутыми мощными группировками вооруженных сил, с нанесением максимально мощного удара, чтобы разгромить войска первого стратегического эшелона противника, сорвать развертывание его главных сил и тем самым создать возможность для достижения решающего успеха в войне.
В этих условиях в работах ведущих военных теоретиков, прежде всего, исследованиях Г.С. Иссерсона, С.Н. Красильникова, Н.Е. Варфоломеева и других, была объективно и верно оценена теория и практика начального периода войн фашистской Германии. Отмечались принципиально новые черты в его содержании, в ведении начальных операций, формировались конкретные выводы и определялись практические рекомендации по строительству вооруженных сил, подготовке Красной Армии и страны в целом к отражению агрессии.
Так, глубокие теоретические обобщения опыта германо-польской войны были даны в книге Г.С. Иссерсона «Новые формы борьбы. Опыт исследования современных войн». Важнейшие из них касались: а) внезапного характера развязывания современных войн; б) стремления агрессора начать войну полностью развернутыми главными силами; в) решительных целей первых операций, в ходе которых агрессор стремился нанести поражение противнику, сорвать его мобилизацию и в основном достичь целей войны. Г.С. Иссерсон сделал вывод, что в современных условиях «... от угрозы до вступления в войну всегда остается еще шаг. Он порождает сомнения, подготавливает ли действительное военное выступление или это только угроза. И пока одна сторона остается в этом сомнении, другая, твердо, решившаяся на наступление, продолжает сосредоточение, пока, наконец, на границе не оказывается развернутой огромная вооруженная сила. После этого остается только дать сигнал, и война сразу разражается в своем полном масштабе»(23). Поистине пророческим явился прогноз военного теоретика.
К сожалению, эти и другие выводы и обобщения передовой военно-теоретической мысли не стали в полной мере официальными взглядами, не были учтены в практике военного строительства и подготовке вооруженных сил к войне. На декабрьском (1940 г.) совещании руководящего состава РККА вопрос о начальном периоде будущей войны, хотя того требовала сама обстановка времени и начавшейся второй мировой войны, даже не был поставлен. В основе официальных взглядов лежала в принципе прежняя схема начала войны. В то время, когда для СССР назревал самый тяжелый вариант начального периода будущей войны, когда Германия готовилась осуществить нападение заранее отмобилизованными, сосредоточенными и развернутыми главными силами, мы собирались проводить необходимые мероприятия или в начальном периоде войны, или в так называемый «особо угрожаемый военный период», который мог наступить непосредственно перед началом военных действий. К тому же из практической стороны исследований исчезла многовариантность в оценке развертывания хода и исхода начального периода будущей войны, как это было наиболее характерно для середины тридцатых годов. Крупные войсковые учения и маневры не проводились. Отработка вопросов начального периода организовывалась в основном в ходе оперативной подготовки командного состава.
Новые явления в содержании начального периода современных войн были недостаточно полно учтены при разработке конкретных оперативных планов. К тому же, считалось безусловным, что с первых дней войны центр тяжести военных действий перенесется со своей территории на территорию противника и, самое главное, перестала учитывать возможность того, что противник может упредить нас в сосредоточении и развертывании своих войск и начать войну, заранее отмобилизованными главными силами.
Таким образом, советская военно-теоретическая мысль в целом правильно оценивала социально-политический характер будущей войны. Были верно, и определенно прогнозированы ее военно-стратегические признаки. Однако Кремль не воспринял то верное, передовое, что предлагали известные военные теоретики на основе глубокого, серьезного анализа ситуации в мире. В результате за диктаторские ошибки, ставшие доктринальными, тяжело расплачивалась наша армия и вся страна.
ПРИМЕЧАНИЯ
18. Полевой Устав РККА (ПУ-39). М.: Государственное издательство НКО СССР, 1939. С. 9–10.
19. XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии(б). Стенографический отчет. М.: Партиздат, 1934. С. 12, 14, 235.
20. Временный Полевой Устав РККА. 1936. М.: НКО СССР, 1936. С. 9.
21. XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии(б). Стенографический отчет. М., 1934. С. 11–12.
22. Военная история: вопросы и ответы. (Под ред. Н.И. Дорохова). М., 1992. С. 129.
23. Иссерсон Г.С. Новые формы войны. Опыт исследования современных войн. М., Воениздат, 1940. С. 29.
Россия и мир – вчера, сегодня, завтра. Научные труды МГИ им. Е.Р. Дашковой. Выпуск III. М., 1998. С. 75-92.