Только после ХХ съезда КПСС история стала приоткрывать завесу, которая в угоду культу личности Сталина скрывала правду о польской кампании 1920 г. и полководческой деятельности Тухачевского.
Долгие годы субъективистские извращения в освещении исторических событий создавали вокруг Тухачевского целую «версию» И приписывали ему основную вину за поражение на Висле. Это была горькая правда.
Единственный, кто в свое время пытался поставить вопрос о взаимодействии двух фронтов польской кампании 1920 г. и внести ясность в понимание этой важной стратегической проблемы, был начальник Оперативного управления штаба РККА В. К. Триандафиллов.
Эта проблема сохранила свое важное актуальное значение в силу особых географических условий нашего Западного театра военных действий, разделенного в центре крупным лесисто-болотным массивом Полесья на две части.
В статье о взаимодействии двух фронтов, опубликованной еще в 1925 г., Триандафиллов со свойственным ему глубоким оперативным анализом исследовал по дням все развитие наступления на Варшаву и показал, что командование Юго-Западного фронта, уклоняясь от взаимодействия с Западным фронтом, с каждым днем увеличивало разрыв с ним и, ведя эксцентрическое наступление на Львов, поставило в критическое положение Западный фронт на Висле.
Но Триандафиллов вскоре замолчал и о своей статье не вспоминал, получив, видимо, указание свыше. Во всяком случае, каждый раз, когда речь заходила о 1920 г., Триандафиллов переходил к другой теме, ссылаясь на то, что это дело прошлого и что перед нашей стратегией стоят сейчас другие задачи. Это, конечно, было верно. Но естественное стремление вскрыть историческую правду о крушении Варшавской операции никогда не давало покоя работникам Оперативного управления штаба РККА, и вопрос о целесообразности действий Юго-Западного фронта возникал каждый раз, когда речь шла о стратегии в Польской кампании 1920 г.
В оправдание действий руководства Юго-Западного фронта был выпущен ряд печатных изданий.
А. И. Егоров написал книжку «Львов — Варшава», которая рассудку вопреки и правде наперекор доказывала важность Львовского направления и правильность действий командования Юго-Западного фронта.
Против Тухачевского была направлена и книжка Б. М. Шапошникова «На Висле», написанная, в основном, для своего собственного оправдания, поскольку автор этой книжки занимал в 1920 г. пост начальника оперативного управления полевого штаба РВСР(11) и нес ответственность за руководство операциями на фронтах Гражданской войны.
Горячо выступал в печати против Тухачевского начальник кафедры Военной академии имени М. В. Фрунзе В. А. Меликов, проповедовавший идею остановки на Буге. Активно защищал свою правоту С. М. Буденный, чувствуя, конечно, за собой поддержку Сталина.
Так установилась линия, оправдывающая действия Юго-Западного фронта и Конармии в 1920 г. В Военной академии имени М. В. Фрунзе слушателям годами вбивали в голову ложную концепцию важности Львовского направления в Польской кампании, игнорируя решение ЦК, указания В. И. Ленина, вуалируя, а то и просто скрывая правду. Но здравый смысл никак не мирился с этой неправдой, и вопросы слушателей на семинарских занятиях по истории Гражданской войны не раз ставили в тупик преподавателей, вынужденных против своей совести придерживаться официально установленной точки зрения. Однако от дебатов в академических кругах трудно было уйти, и в 1929 г. вопрос был вынесен на открытое заседание военно-научного общества академии, на которое был приглашен Тухачевский.
В своем выступлении, спокойном и сдержанном, он разъяснил свой план операции и условия, при которых ее цель не могла быть достигнута. Он только вскользь упомянул, что Юго-Западный фронт, уклонившись на Львов, оголил его левый фланг и не принял участия в сражении на Висле. Тухачевский, видимо, не хотел обострять этот вопрос. Он, однако, обстоятельно остановился на бытующей в академии «теории» остановки на Буге, раскритиковал эту точку зрения как неприемлемую и недопустимую в той обстановке, назвал ее упаднической для стратегии Гражданской войны, а ее распространение в академии сравнил с заунывно звучащей минорной песенкой Вертинского.
Меликов вспылил и подал с места реплику: «А вам «Ухаря-купца» захотелось?»
Этот инцидент, упоминание о котором может показаться излишним, говорит, каким трудным уже тогда было положение Тухачевского и как уверенно чувствовали себя его противники.
В аудитории поднялся невообразимый шум, и далее собрание протекало очень неорганизованно. Цель — внести ясность в вопрос взаимодействия фронтов и определить роль Юго-Западного фронта в Польской кампании 1920 г. — не была достигнута.
В начале 1930 г. произошло еще одно событие, которое открыто показало отношение к Тухачевскому.
Предстоял разбор недавно вышедшей книги В. К. Триандафиллова «Характер операций современных армий», которая привлекла всеобщее внимание военных кругов и была справедливо воспринята как прогрессивное слово в области оперативного искусства, давшее новое направление нашей военно-теоретической мысли. Очень высоко книга была оценена Тухачевским, командованием округов, представителями Штаба РККА и военных академий.
Однако некоторые деятели Красной Армии, ограничивавшие свои представления о современной войне масштабами Гражданской войны, не понимали новых мыслей, высказанных Триандафилловым, и потому относились к ним отрицательно.
Особенно враждебное отношение вызвали у них взгляды Триандафиллова на конницу, которая, по его мнению, не могла больше играть решающей роли при современной технике и возросшей силе огня.
Разбор поэтому предвещал очень острую дискуссию.
То, что затем случилось, было неожиданным и вскрыло всю глубину и остроту противоречий по вопросу о Польской кампании 1920 г., не имевшему, кстати, никакого отношения к книге Триандафиллова.
Разбор происходил в ЦДСА под председательством начальника Политуправления РККА Я. Б. Гамарника. Присутствовали М. Н. Тухачевский, А. И. Егоров, С. М. Буденный, И. П. Уборевич, Р. П. Эйдеман, работники Штаба РККА, преподаватели и слушатели военных академий.
Основной доклад делал начальник кафедры оперативного искусства академии имени М. В. Фрунзе Н. Е. Варфоломеев. Он отметил научное и практическое значение труда для развития нашего оперативного искусства. Такую же оценку книге дали другие выступавшие.
Совершенно иного мнения был Буденный. В своем резком выступлении он назвал книгу Триандафиллова вредной, принижающей роль нашей конницы и противоречащей духу Красной Армии. Все это выступление, неаргументированное и голословное, вызвало в зале веселое оживление.
После Буденного выступил Тухачевский. Он очень обстоятельно разобрал все основные положения труда о характере современных операций, подчеркнул их прогрессивность и правильность для новых условий перевооружения армии техническими средствами борьбы. Он также сказал, что конница, не оправдавшая себя уже в Первую мировую войну, не сможет в будущей войне играть какую-либо важную роль.
Это вызвало бурю негодования со стороны Буденного, сидевшего в президиуме. Он бросил реплику, что «Тухачевский гробит всю Красную Армию!». На это Тухачевский, обернувшись к Буденному, с вежливой улыбкой сказал: «Ведь вам, Семен Михайлович, и не все объяснить можно!» — что вызвало смех в зале.
Обстановка накалялась и достигла высшего предела, когда выступил Т. Со всей горячностью Т. обрушился на Тухачевского за защиту Триандафиллова, который, по его мнению, пропагандировал идеи технически вооруженных западноевропейских армий и не учитывал нашей отсталости в этой области. «Когда еще у нас будет такая техника!» — возглашал Т., высказывая этим полное непонимание перспектив, которые уже открывала первая пятилетка.
Конница, по мнению Т., сохранила все свое значение, доказав это в Гражданскую войну, в частности в Польскую кампанию 1920 Г., когда она дошла до Львова. И если бы она не была отозвана оттуда Тухачевским, то выиграла бы операцию (?). И тут, обратившись к Тухачевскому, который тоже сидел в президиуме, и подняв сжатые кулаки, Т. высоким голосом выпалил: «Вас за 1920-й год вешать надо!!»(12)
В зале наступила гробовая тишина. Тухачевский побледнел. Буденный ухмылялся. Гамарник, нервно пощипывая бороду (его обычная привычка), встал и незаметно ушел из президиума.
Был объявлен перерыв, после которого Гамарник, переговоривший по телефону с Ворошиловым и получивший указания, объявил, что так как дискуссия по книге Триандафиллова получила неправильное направление и приняла нежелательный оборот, считается необходимым собрание закрыть и перенести на другой, более отдаленный срок.
(Собрание в будущем так и не состоялось.)
С каким-то тяжелым чувством все стали молча расходиться.
В итоге линия, оправдывавшая действия Юго-Западного фронта, проводилась и в дальнейшем. Поскольку это принимало характер явного искажения исторической правды, обсуждение перипетий Польской кампании 1920 г. в кулуарах академии, среди преподавательского состава не прекращалось.
Тогда Тухачевский решил впервые высказаться прямо. Но он сделал это не в печати и не открыто. Такой путь был для него, видимо, прегражден. При этом он имел в виду не свою личную защиту, а выяснение правды о событиях 1920 г.
В январе 1932 г., будучи заместителем наркома обороны, он подал Сталину докладную записку о неправильном преподавании в академии истории советско-польской войны 1920 г. и искажении ленинских положений по этому вопросу начальником кафедры Меликовым. Докладная записка попала к Ворошилову, который сделал на ней нелестную запись по адресу Меликова.
Казалось бы, после этого вопрос о стратегии в советско-польской войне 1920 г. мог получить правильное толкование. Но результат получился совершенно обратный.
О докладной записке Тухачевского стало известно Меликову, и он написал Сталину, затронув его болезненное самолюбие указанием на то, что постановка вопроса о кампании 1920 г. в духе Тухачевского касается престижа Юго-Западного фронта, а значит, и его, Сталина, как члена РВС фронта.
И вот внезапно в начале 1932 г. в академии была назначена дискуссия о Польской кампании 1920 г. Для большинства это было совершенно неожиданно; чувствовалось, что дискуссия проводится по указанию сверху. По заданному тону было очевидно, что задача заключается в том, чтобы скомпрометировать Тухачевского и окончательно утвердить правильность действий Юго-Западного фронта и Конармии на Львовском направлении.
Во всяком случае, перед дискуссией начальник академии Эйдеман и начальник кафедры Меликов были вызваны к Ворошилову и получили от него указания в духе, совсем противоположном надписи, которая еще недавно была сделана на докладной записке Тухачевского.
Поэтому вся дискуссия была проведена тенденциозно, в совершенно определенном направлении, дабы оправдать действия Юго-Западного фронта на Львовском направлении и подтвердить невозможность поворота Конармии на Люблин. Тухачевский на этой «дискуссии» не присутствовал, и, видимо, не добровольно. Его просто не пригласили.
Неприятный тягостный осадок остался от всех заранее инспирированных выступлений, так плохо скрывавших всю их тенденциозность и субъективизм в оценке исторических событий. При этом речь шла уже не столько о действиях Юго-Западного фронта, потому что затрагивать эту тему ввиду шаткости ее аргументации было, видимо неудобно, сколько о неправильности и даже порочности всего плана Тухачевского в целом. С такой именно критикой выступил Меликов и несколько других докладчиков. Эта критика носила уже враждебный и дискредитирующий характер. Лишь один-два преподавателя академии (в том числе и автор этих строк, бывший тогда начальником оперативного факультета) выступили с другим мнением. Их доводы в защиту плана Тухачевского, невозможности остановки на Буге и необходимости тесного взаимодействия фронтов при наступлении на Варшаву были настолько аргументированы и убедительны, что начальник
академии Эйдеман в своем заключительном слове постарался ослабить заостренность дискуссии на этом вопросе, не нарушая, в принципе, конечно, цели, ради которой она была назначена и проведена.
Следует отметить, что объективная критика действий командования Юго-Западного фронта и Конармии была на дискуссии чрезвычайно затруднена и ограничена. Так, например, ссылаться на труд Пилсудского признавалось величайшим грехом. Чтобы дезавуировать всякие соображения Пилсудского о той угрозе, которую представляла для него Конармия, говорилось, что он умышленно рисует свой контрманевр чрезвычайно рискованным и опасным, дабы придать ему больше значения и возвеличить его.
Конечно, эта цель не была чужда Пилсудскому.
Но при такой постановке вопроса выходило, что наше наступление в 1920 г. вообще не представляло для белополяков никакой опасности и что их контрудар с Вепржа был чрезвычайно примитивным, легким маневром, протекавшим в очень упрощенной оперативной обстановке.
Так искусственное умаление обоснованных аргументов, преследовавшее субъективистские, эгоистические интересы, приводило к еще большему искажению исторической правды и обесценивало все значение нашего наступления в 1920 г.
На самом деле это наступление, даже при отсутствии взаимодействия двух фронтов, представляло для белополяков смертельную опасность и привело их на край гибели. Только грубые оперативные ошибки и субъективистское политическое недомыслие руководителей Юго-Западного фронта и Конармии спасли панскую Польшу.
Однако точка зрения, оправдывавшая действия руководства Юго-Западного фронта и Конармии, восторжествовала и окончательно утвердилась в 1936 г., когда в глубокой тайне уже зрели коварные замыслы, решившие через год судьбу Тухачевского. Затем она была официально узаконена в Кратком курсе истории ВКП(б), вышедшем в 1938 г., когда Тухачевского уже не было в живых.
В этом искажении исторической правды проявилось все отрицательное влияние Сталина на нашу историческую науку, его стремление во что бы то ни стало перечеркнуть или оправдать все свои тяжелые ошибки, в том числе и в советско-польской войне 1920 г.
Послесловие
Интерес к перипетиям советско-польского конфликта 1920 года не утихал, по существу, никогда. До сих пор о нем распространяется множество кривотолков, и это, в общем, понятно: откуда взяться достоверным сведениям, если специальная литература (даже вышедшая в последние годы) освещает этот вопрос скупо и в ряде случаев предвзято, возлагая ответственность за неудачу кампании на Главнокомандующего всеми вооруженными силами Республики С. С Каменева и командующего Западным фронтом М. Н. Тухачевского?
Между тем вопрос достаточно хорошо изучен, давно поставлены, как говорится, все точки над «i», много работ посвящено тщательному разбору политического и военного хода событий. Главные из них упомянуты в работе Г. С. Иссерсона, сюда же следует добавить еще исследование С. С. Каменева(13), книги Н. Е. Какурина и В. А. Меликова(14), уже упомянутую работу В. К. Триандафиллова и как бы дополняющее ее исследование Н. Кузьмина.
25 апреля 1920 года белополяки начали боевые действия в, имея полное превосходство над красными войсками на Украине, вскоре заняли Житомир и Киев. Советская Республика из-за разрухи (особенно на железных дорогах) не смогла вовремя подготовить и подтянуть в район военных действий достаточное количество войск. Но все-таки войска подходили и постепенно перевес поляков испарился. 25 мая 1920 года войска Юго-Западного фронта начали контрнаступление, в развитие которого 5 июня I Конная армия прорвала польский фронт под Озерной и всеми четырьмя дивизиями вышла в тыл противника. Создалась реальная возможность окружения и ликвидации в районе Киева 3-й польской армии генерала Рыдзь-Смиглы. Такой поворот событии мог бы привести к окончанию войны. Но этого не случилось.
Чтобы отрезать пути отхода белополякам, I Конная должна была взять в тылу противника укрепленные узлы Казатин и Коростень. Для этого существовали все условия, а командованию Конармии были даны соответствующие директивы. Однако оно (командование) предпочло атаковать слабо укрепленные Житомир и Новоград-Волынский, сорвав тем самым окружение противника. Об этом наши военные историки не пишут. Глухо упоминает об этом в своей работе С. С. Каменев. Подробный разбор операции был сделан известным советским военачальником И. С. Кутяковым. Он написал книгу "Киевские Канны», которая стоила ему жизни(15).
Теперь об общем контрнаступлении советских войск.
Главный вопрос: была ли выполнима задача, «поставленная политикой» (то есть быстрый разгром панской Польши), как пишет М. Н Тухачевский, и соответствовала ли ее выполнению выдвинутая им стратегическая концепция?
Да, была. В. И. Ленин, ЦК, Реввоенсовет республики и Главное командование Красной Армии, утверждая 28 апреля 1920 года стратегический план войны, знали обо всех трудностях, связанных с сосредоточением войск, их подготовкой, организацией снабжения и обеспечения. И тем не менее считали, что у советских войск хватит сил для перехода в контрнаступление и что после обхода Полесья, разделявшего фронты, их совместный удар в направлении Варшавы приведет к поражению противника. И именно поэтому полностью учитывавший обстановку стратегический план Тухачевского — таранным ударом отбросить противника, глубоким заходом правого фланга обойти Варшаву и концентрическим наступлением всех армий обоих фронтов взять ее, закончив войну — был единственно правильным. Поэтому он и был утвержден политическим и военным руководством страны.
Дальнейший ход событий хорошо изложен и проанализирован Г. С. Иссерсоном. Нужно только добавить, что если А. И. Егоров, С. М. Буденный и К. Е. Ворошилов могли не знать о решения Политбюро от 2 августа и постановлении ЦК от 5 августа, то И. В. Сталин знал и обязан был выполнить эти указания. Но, будучи недостаточно компетентным в военных вопросах и преследуя узко эгоистические цели, он намеренно сорвал взаимодействие фронтов, что примело к тяжелым последствиям. Недисциплинированность Буденного и Ворошилова только усугубила неудачу. Вину же свалили на Тухачевского. Эта версия, принятая в свое время, так сказать, в приказном порядке, практически существует и до сих пор.
Что же касается Сталина, то выдающийся советский военачальник М. Н. Тухачевский столкнулся с «полководческими способностями» Сталина еще в гражданскую войну. Как это происходило и к чему привело, убедительно показал в своем исследовании Георгий Самойлович Иссерсон.
Публикация, вступительная заметка и послесловие Ю. ГЕЛЛЕРА
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Этот эпизод, известный в истории гражданской войны под наименованием «Батайская пробка», действительно мало изучен и редко упоминается. Думаю, что здесь сказывается продолжающееся до сих пор стремление замолчать факты недисциплинированности руководителей I Конной армии, приводившие к самым тяжелым последствиям. VIII и I Конная армии, занявшие 7-8 января 1920 года Ростов-на-Дону. Почти 12 дней топтались на месте, не проявляя стремления выполнить приказ командующего фронта о прорыве батайской позиции белых, и позволили последним серьезно укрепиться. Возник конфликт между командующим Юго-Восточным (с 16.1.1920 – Кавказским) фронтом В. И. Шориным и командованием Конармии. После отозвания В. И. Шорина (назначен помглавкома РККА) новый комфронта М. Н. Тухачевский попытался осуществить его идею отсечения Добровольческой армии от Новороссийска с помощью другого маневра. Но и это не удалось, что вызвало недовольство В. И. Ленина «полным разложением у Буденного» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 51, с. 134). (Ю. Г.)
2. В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 41, с. 282.
3. Идея нанесения удара одним флангом, сосредоточив на нем главные силы, в обход укрепленной столицы противника, принадлежит не Тухачевскому. Ее высказал намного раньше германский фельдмаршал Шлиффен (план «вращающихся дверей» в первую мировую войну). Заслуга Тухачевского состоит в понимании необходимости такого плана кампании, возможности его применения вопреки сложившейся «траншейной» практике минувшей войны и смелом его осуществлении. (Ю. Г.)
4. «Ленинский сборник», XXXIV, стр. 347.
5. Здесь и в дальнейшем Г. Иссерсон применяет современный термин. Советское Главное командование в гражданскую войну наименование «Ставка» не носила. (Ю. Г.)
6. В. Бонч-Бруевич. На боевых постах в февральской и октябрьской революции. М. Изд-во «Федерация», 1931.
7. См.: Кузьмин Н. Об одной невыполненной директиве Главкома. «Военно-исторический журнал» № 9, 1962.
8. Конная армия могла прийти, но не пришла на помощь войскам Западного фронта. Впрочем, когда мы сейчас утверждаем, что 18-20 августа бросать Конармию на Люблин было уже поздно, мы неизбежно совершаем ту же ошибку, о которой уже говорилось. Мы рассматриваем обстановку с открытыми картами, зная все, что случилось потом. Никто никогда не может оправдать свой отказ в помощи под предлогом того, что она уже запоздала. Мы не знаем, как реагировал бы Пилсудский если бы 18-20 августа, оглянувшись назад, увидел бы на горизонте мчащиеся ему в тыл колонны Конармии Буденного. Возможно, он приостановил бы наступление своей ударной группы и отвел бы ее на Вислу, чтобы защитить Варшаву. Такая гипотеза не исключена, и на такое возможное предположение история никогда не может дать ответа.
Поэтому оправдания своему бездействию в истории быть не может. (Г. И.)
9. В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 41, с. 325.
10. М. Н. Тухачевский родился в 1893 году. В конце 1917 года он был еще командиром роты, поручиком. С июня 1918 года командует армиями, а затем фронтами, ни в чем не уступая бывшим полковникам и генералам, имевшим за своими плечами академии и большой практический опыт. Только высокая эрудиция, выдержка, сила воли и огромный талант позволили 27-летнему полководцу в современной войне идти вровень со всеми «китами» «военного искусства». (Ю. Г.)
11. Генштаб РККА в гражданскую войну.
12. Это тот самый Т., который сейчас так часто выступает с воспоминаниями о Тухачевском. (Г. И.)
13. Каменев С. С. Борьба с белой Польшей. «Военный вестник» № 12. 1922.
14. Какурин Н. Е., Меликов В. А. Война с белополяками. М. 1925. Меликов В. А. Марна, Висла, Смирна. М. ГИЗ, 1928.
15. Комкор И. С. Кутяков был незаконно репрессирован в 1937 году, посмертно полностью реабилитирован. К сожалению, книга, о которой идет речь, до сих пор не издана. (Прим. ред.)
Дружба народов. 1988. № 5. С. 179-192.
Несколько замечаний к вступительной заметке Ю. Геллера.
Иссерсон стал комдивом не после Зимней войны, а до неё, и был лишён этого звания в январе 1940 года после снятия с должности начальника штаба 7-й армии (с понижением до полковника). Официально отказа от глубокой операции (глубокого боя) не было, и обсуждение тактики и оперативного искусства в периодике шло в прежних рамках ПУ-36.
И дополнение к тексту Иссерсона.
"Тот самый Т." это, вероятно, И. В. Тюленев.
Будённый критиковал выводы Триандафиллова и в своих публикациях:
"За последнее время некоторые авторы (в частности т. Т р и а н д а ф и л л о в) пытаются доказать, что увеличение плотности фронта и мощности огневого насыщения совершенно хоронят конницу.
...
Под влиянием техники сейчас, как, само собою разумеется, и раньше, как и на каждом переломе истории военного искусства. делаются скороспелые выводы о необходимости ликвидации конницы, что, по существу, предлагает и т. Т р и а н д а ф и л л о в. Исходя из оценки силы огня в современном бою, он рекомендует использовать конницу только для доставки огневых средств до благоприятного пункта, внезапное введение этих огневых средств в дело и, наконец, исчезновение после достигнутого успеха". (Буденный С. Конница в современной войне // Война и революция. 1930. № 6. С. 6, 8.)
