Д. ТРИЗНА
1. Продуктивность огня
По данным официальной статистики, армии центральных стран потеряли во время империалистической войны 1914—18 г. около 3,2 млн. чел. убитыми и умершими от ран. Как распределяются эти потери между отдельными фронтами, какое число из них приходится на долю западного фронта и какое на долю восточного, — такими сведениями статистика, к сожалению, не располагает. Известно только, что турецкая армия, которая дралась почти исключительно на кавказском фронте, потеряла 130 тыс. убитыми и умершими от ран.
Поэтому, чтобы ответить на вопрос, какие потери нанесла своим противникам русская армия, нам придется итти путем несколько гадательных предположений. Допустим условно, что количество потерь в армиях центральных стран на восточном и кавказском фронтах прямо пропорционально числу действовавших против них русских дивизий, и что турецкая армия (в силу местных условий и более слабой выучки) понесла относительно вдвое большие потери, чем австро-германская.
Летом 1917 г. численность русских войск на кавказском фронте вставляла 6% от их общей численности. Распространяя это соотношение условно на все время войны и пользуясь вышеуказанными допущениями, получаем цифру потерь в армиях центральных стран на русских фронтах: 1083 тыс. или, грубо округляя ее в сторону увеличения — 1200 тыс. чел. убитыми и умершими от ран.
Если наши расчеты правильны, то на фронтах союзников легло 2 млн. убитых австро-германцев. Из этого числа потери от артиллерийского огня, по данным Эрра, составляют 67% или 1350 тыс. убитых. Мы знаем, что армии союзников (не считая России) израсходовали за время войны около 400 млн. снарядов; это составляет около 300 снарядов на одного убитого. Последняя цифра является общепризнанной нормой среднего расхода снаряды на англо-французском фронте и подтверждает правильность наших расчетов.
В силу ряда причин, из которых главнейшие — относительная слабость русской артиллерии и большая маневренность операций, потери от артиллерийского огня на русских фронтах были, вероятно, значительно меньше, чем на англо-французском, и, надо полагать, не превосходят 50% от общего числа убитых и раненых. Последнее допущение приводит нас к выводу, что русская артиллерия за все время войны вырвала из рядов противника 600 тыс. убитыми и умершими от ран. В то же время ею израсходовано около 48,5 млн. снарядов, из числа которых не более 8,5 млн. выпущено по проволочным заграждениям и прочим необитаемым целям. Таким образом, с целью непосредственного убийства русская артиллерия сделала не менее 40 млн. выстрелов (из них около 50% шрапнелью); это составляет не менее 67 снарядов на одного убитого.
Артиллерия антантовских армий, как мы уже отметили, расходовала в среднем по 300 снарядов на каждого убитого ею противника, но в это число входят также снаряды, выпущенные по различным мертвым, необитаемым целям. Допустив, что на эти надобности артиллерия союзников расходовала около 15% всех выстрелов, получим цифру в 250 снарядов на одного убитого.
Для того, чтобы стреляя одним орудием, поразить отдельного бойца, неподвижно расположенного на средней дистанции, — согласно теоретического расчета — надо в среднем израсходовать около 20 шрапнелей или около 50 фугасных гранат и бомб. При одинаковом расходе шрапнелей и гранат (как это было в русской армии), каждые 200 снарядов должны дать 7 убитых (100 шрапнелей — 5 убитых, 100 гранат — 2 убитых). Иными словами, для поражения отдельного бойца теоретически требуется израсходовать в среднем около 30 снарядов. Но артиллерия никогда не стреляет по отдельным людям; численность ее живых целей, как правило, всегда превышает число стреляющих по ним орудий; поэтому мы в праве утверждать, что для убийства одного человека теоретически требуется израсходовать в среднем не более 30 снарядов.
Сравнивая эту норму с фактическим расходом русской артиллерии, мы видим, что продуктивность огня последней не менее чем в 2,5 раза ниже нормальной. При расчете продуктивности огня англо-французской артиллерии надо предварительно сделать поправку на значительно больший средний ве. ее снарядов, (т. е. их более высокую убойность), и на более тяжелые условия их применения (более прочные фортификационные сооружения противника, меньшая маневренность операций, меньший процент шрапнелей). Допустим, что под влиянием этих условий теоретическая норма повышается для англо-французской артиллерии до 60 снарядов на одного убитого. Это приводит нас к выводу, что продуктивность огня англо-французской артиллерии не менее, чем в 4,5 раза ниже нормальной и, примерно, в два раза ниже продуктивности огня русской артиллерии.
2. Причины низкой продуктивности огня
Ни для кого не секрет, что война обогащает крупную буржуазию, дает ей огромную сверхприбыль. Так, например, годовая прибыль английской угольной промышленности только за первые два года войны (1915—16 г.) возросла более, чем в два раза (с 21,5 млн. фунт. стерлингов в 1914 г. до 43,8 млн. фунт. стерлингов в 1916 г.), а чистая прибыль американского стального треста за тот же срок увеличилась в 12 раз (с 8 млн. долларов в последнюю четверть 1914 г. до 96 млн. долларов в последнюю четверть 1916 г.). На военных поставках наживается не только металлургическая и горная, но и вся прочая промышленная буржуазия. Это видно хотя бы на примере роста норм прибыли германской промышленности за один 1915 год: в металлургической промышленности Германии она возросла по сравнению с 1914 годом на 84%, в кожевенной — на 70%, в химической и текстильной — на 62 %, в горной — на 60%, и в жировой — на 40%.
Таким образом в увеличении военных расходов заинтересована не какая-нибудь отдельная отрасль промышленной буржуазии, а вся крупная буржуазия в целом, и не только промышленная, но и финансовая и торговая, так как все они тесно связаны друг с другом. Иными словами, в росте военных расходов кровно заинтересован весь класс крупной (и отчасти — средней) буржуазии, ибо эти расходы являются для нее прямыми источниками сверхприбыли.
Главнейшую статью всех военных расходов составляют артиллерийские снаряды. Даже в такой промышленно отсталой стране как Россия, на долю артиллерийских выстрелов приходилось 26,6 % от общей суммы всех военных расходов или свыше 50% всех расходов по содержанию и снабжению армии. В военном бюджете Франции и Англии артиллерийские выстрелы занимали, несомненно, еще более видное место. Естественно, что и внимания им уделялось больше, чем всем прочим предметам боевого снабжения. Снаряды — самый ходкий, самый выгодный товар; чем больше их израсходует армия, тем выгоднее для буржуазии.
С другой стороны, национально-классовые интересы буржуазии и правительства каждой отдельной страны заставляют их прежде всего руководствоваться общими целями войны, достижение которых немыслимо без победы над армией враждебного государства. Но гарантией этой победы (или, вернее, ее возможности) служит не количество израсходованных снарядов, а непрерывность и бесперебойность подачи их на фронт в течение, всей кампании, с первого до последнего дня. Если промышленность обеспечивает выполнение этого требования, —- беспокоиться нечего, и можно рекомендовать армии стрелять побольше; если нет, — приходится изыскивать все меры к тому, чтобы елико возможно ограничить расход снарядов на фронте, уложить его в рамки промышленных возможностей.
Военная промышленность Антанты до самого последнего дня войны не исчерпала своих возможностей по производству артиллерийских выстрелов. Этим объясняется общая тенденция французской и английской армии к безудержному расходу снарядов и вытекающая из этой тенденции низкая продуктивность огня их артиллерии.
Совсем иную картину мы наблюдаем в России. Недостаток каменного угля, металлов и связанного азота дал себя чувствовать уже к началу 1916 г. Приходилось всячески изворачиваться, лишь бы не допустить повторения снарядного кризиса 1915 г. Тут уж не до прибыли; лишь бы хватило снарядов на ведение войны. Отсюда — общая тенденция русской армии к максимальной экономии в расходовании снарядов и сравнительно более высокая продуктивность огня русской артиллерии.
3. Влияние производственных возможностей на правила стрельбы
Обычно принято думать, что правила стрельбы основаны исключительно на «чистой» математике, чуждой каких-либо социально-классовых влияний. Это, конечно, неверно, и подобный взгляд — не более, как чистейшее заблуждение. Нет ни одной науки, которую бы буржуазия не использовала в своих интересах, и сама математика не представляет в этом отношении никакого исключения, а теория стрельбы — и тем более. Справедливость этого утверждения не трудно доказать на нескольких примерах. Возьмем три наиболее характерных вопроса — правила пристрелки, правила стрельбы на поражение и норма скорострельности — и посмотрим, как они решаются в официальных наставления французской и русской армий.
Русские правила стрельбы считав предел узкой (2—3 деления) вилки на ударной стрельбе только в том случае верным, если на нем получено не менее трех наблюдений одного знака (§ 138), а французская инструкция (§§ 223—226) не считает вообще обязательным обеспечение пределов какой бы то ни было вилки и допускает переход на поражение группой в 8—12 выстрелов на среднем прицеле непосредственно после получения узкой вилки. Такое расхождение требований объясняется, конечно, не недостатками математической подготовки авторов того или иного наставления, а происходит исключительно из различия экономических базисов обеих стран, различия, диктующего артиллерии совершенно различные методы применения в теории стрельбы одних и тех же положений «чистой» математики.
Влияние экономику еще отчетливее сказывается на правилах стрельбы на поражение. Русское наставление 1916 г. требует, чтобы стрельба на разрушение велась исключительно «орудиями»; батарейные очереди и залпы оно считало при этом совершенно недопустимыми (§ 133); оно категорически запрещает применение «ураганного» и подобных ему видов огня; стрельбу без ясно поставленной цели оно считает «преступной тратой снарядов» (§ 132). Французская инструкция придерживается диаметрально-противоположных взглядов. Она считает, что не только стрельба на разрушение, но даже пристрелка (ударная) нормально должна производиться батарейными очередями, не исключая при этом возможности применения беглого огня (§ 235); она требует, чтобы стрельба на поражение велась всегда по площади, причем вся площадь должна поражаться равномерно (§ 316); она учит французских артиллеристов не жалеть снарядов: «чтобы быть действительной, стрельба должна отличаться достаточной плотностью; вероятность удачи стрельбы, слабо питаемой, — ничтожна». Эта мысль, лежащая в основе всей стрелковой доктрины французской артиллерии, еще отчетливее выражена Эрром. «Отдельный снаряд, — говорит он, — не производит никакого полезного действия; действия нескольких снарядов также не дают существенного результата, и лишь массовая лавина обладает безусловной действительностью» (стр. 142).
Таким образом перед нами две принципиально различные установки. «Всемерно экономьте снаряды, бойтесь ложных вилок, стреляйте на разрушение только орудиями и только по вполне определенным целям (т. е. по точкам)» — такова доктрина русской артиллерии времен империалистической войны. «Не жалейте снарядов, плюньте на ложные вилки и стреляйте всегда по площадям» — такова в самой краткой формулировке французская артиллерийская доктрина. И несмотря на полную их противоположность, обе эти доктрины как нельзя лучше обоснованы «высоко-научными» теоретическими суждениями в соответствующих курсах стрельбы. В этом легко убедиться, сравнив хотя бы курс стрельбы офицерской артиллерийской школы (русской) с теоретической частью французской инструкции.
Различие стрелковых доктрин, естественно, не могло не сказаться на официальных нормах скорострельной французской и русской артиллерии. На приведенных здесь графиках (черт. 1, 2 и 3) показаны кривые предельных режимов огня из легкой (75-мм и 76-мм) пушки, корпусной (105-мм и 107-мм) пушки и корпусной (155-мм и 152-мм) гаубицы. Пунктирные линии соответствуют французским нормам, прерывистые — русским, а сплошные — нормам, теоретически выведенным из результатов специально поставленных опытов нашим артиллерийским стрелковым комитетом. По данным этих опытов, предельные нормы режимов огня подчиняются общему для всех систем математическому закону, который можно выразить формулой:
где N есть число снарядов, t — продолжительность стрельбы в минутах, и K — постоянный коэфициент (коэфициент предельной скорострельности). Для 76-мм пушек 1902 г. он равен — 16, для 107-мм пушек — 12 и для 152-мм гаубиц — 6.
Из сопоставления этих кривых мы видим, что на малых отрезках времени французские нормы почти точно следуют нашему теоретическому закону. Лишь по отношению к корпусной пушке французы проявляют излишнюю осторожность, заставляя ее в течение последних 45 минут первого часа расходовать не более 15 снарядов, забывая при этом, что в течение второго часа она имеет право (согласно их же норм), произвести 60 выстрелов. Но с началом второго часа боя все французские кривые дают резкий излом кверху, излом неестественный, не научный, — излом, национально-классовая сущность которого ясна без всяких комментариев. И наряду с этим — кривые (вернее, прямые) русских норм. Убого плетутся они, верные заветам своей доктрины, без всякой претензии на какое-либо теоретическое обоснование, жалкие в своей прямолинейности и полные упрямого стремления — елико возможно ограничить расход снарядов.
4. Выводы
Итак мы видим, что теория и правила стрельбы артиллерии капиталистических стран всецело подчинены национально-классовым интересам крупной буржуазии, и поэтому не только не могут быть строго научными, но должны рассматриваться нами, как некий теоретический ералаш, в котором среди массы ненужного хлама затерялись отдельные зерна научных истин. Найти эти зерна, выудить их из мусора, освободить их от прилипшей к ним схоластики и прочей псевдо-научной шелухи — в этом состоит наша первая и неотложная задача. Только таким путем мы сможем в кратчайший срок создать собственную, действительно научную теорию стрельбы. Работа в этом направлении нами уже ведется, налицо уже значительные достижения, но успокаиваться на этом отнюдь нельзя.
Теория стрельбы не может, конечно, ограничиваться одними вопросами пристрелки. Между тем вопросам стрельбы на поражение до последнего времени мы почти не уделяли внимания и стали заниматься их изучением лишь совсем недавно. Поэтому наша теория стрельбы на поражение находится еще лишь в зачаточном состоянии. Это крупнейший, совершенно нетерпимый пробел, восполнить который мы обязаны во что бы то ни стало и как можно скорее.
В основу этой работы необходимо положить всестороннее теоретическое и экспериментальное освещение вопросов скорострельности (режимов огня), плотности огня и методики стрельбы по различным целям. Новые правила стрельбы, разработка которых в основном уже закончена артиллерийским стрелковым комитетом, дают практическое решение этих вопросов, но этого, конечно, совершенно недостаточно: необходим еще глубокий теоретический анализ и полная научная разработка всех вопросов стрельбы на поражение.
Одновременно с разработкой новом теории мы должны создать свою собственную, научно-обоснованную методику стрелковой подготовки артиллерии. В этом отношении нами уже кое-что сделано, но также еще слишком мало. Правда, сама методика стрелковой подготовки командира и рядового бойца артиллерии у нас уже имеется, но еще не успела получить достаточно широкого распространения, не успела войти в общую систему боевой подготовки. Необходимо всемерно ускорить этот процесс, необходимо в кратчайший срок сделать новые методы стрелковой подготовки достоянием каждого командира-артиллериста, внедрить их в практику работы каждого полка, каждой батареи.
В противовес беспринципной «бережливости» русской артиллерии и «принципиальному» расточительству французской, нашим лозунгом должно быть рациональное расходование снарядов. Мы должны научиться стрелять с наибольшей продуктивностью, стрелять так, чтобы на решение каждой задачи тратить лишь строго-необходимое и минимально-достаточное количество снарядов и времени, твердо помня, что каждый безрезультатный, бесцельный выстрел не столько не приносит нам никакой прибыли, но более того — является прямым и безвозвратным расходом для народного хозяйства нашей страны.
Этим стремлением, стремлением к наиболее рациональному расходованию огнеприпасов, должна быть проникнута с начала до конца и сверху донизу вся система нашей стрелковой подготовки.
Артиллерийский сборник. 1931. № 3.
* * * * *
Из письма командующего Ленинградским ВО М.Н. Тухачевского наркому К.Е. Ворошилову (22 декабря 1930 г.):В итоге следует сказать, что вопрос сводится не к абстрактному спору: что лучше – четырех или трехорудийная батарея, а упирается в проблему рационализации артиллерийского огня и экономию в расходе боеприпасов. Считаю, что только недостаточное изучение вопросов артиллерийского дела позволило Штабу РККА так поверхностно и безграмотно подойти к разрешению этой крупнейшей проблемы. Если французские производственные возможности снарядной промышленности и интересы французских промышленников позволяют им проповедывать, что «в принципе вся площадь поражается равномерно», что «пристрелка нормально производится батарейными очередями», что «лишь массовая лавина обладает безусловной действительностью» (французские правила стрельбы п. 316, п. 235), то во-первых – ни теоретически, ни практически это неправильно и во всяком случае противоречит нашим снарядным ресурсам.
Начальник АКУКС’а тов. Тризна объясняет происхождение этой французской теории стрельбы по площадям связью существующей между ответственными французскими артиллеристами и промышленниками, заинтересованными в большом расходе снарядов. А ведь только интересы «ураганного», но не массово-методического огня, требуют большеорудийной батареи.
...
Помимо изложенных выше соображений, еще раз повторю, что наши основные уставы написаны для трехорудийных батарей, что даже числа трехорудийных батарей не хватает для удовлетворения потребностей взаимодействия с ротами, что возвратом к четырех-орудийной батарее будет подорвана уверенность начсостава к наличию у Реввоенсовета Союза твердых взглядов на организацию батареи и, наконец, что предлагаемая Штабом РККА организация ударяет по стр. полку, отнимая у него 2 легких подвижных пушки, образца 1927 года.
Наши лучшие артиллеристы, как например т.т. Тризна, Стельмах, Касинов целиком присоединяются к изложенному в докладе.
Не знаю, насколько тов. Тризна был искренен в своём объяснении, но могу предположить, что делалось это с целью дискредитации французов и, косвенно, некоторых идей Штаба РККА и Инспекции артиллерии. Выше цитированное письмо Тухачевского заполнено подсчётами перерасхода снарядов, если артиллерия станет стрелять по методике, предложенной Штабом (в основном стрельба батареей).
Отдельно скажу про режимы огня. В 1931-м году принимают новые единые «Правила стрельбы по наземным целям» (единые — потому что ранее для каждого типа орудия выпускались свои правила стрельбы) и к ним предполагались новые же режимы:
Расчёт делался по приведённой выше формуле, хотя тов. Тризна забыл уточнить, что указанные им коэффициенты относятся к предельной стрельбе в короткий промежуток времени. Полностью они выглядели так:
норм. пред.
режим режим
76-мм полковая пушка 15 20
76-мм пушка 1902 г. 12 16
107-мм пушка 9 12
122-мм гаубица 6 8
152-мм гаубица 4,5 6 Но в итоговую редакцию Правил стрельбы они не попали. А в 1932-м году вышли поправки к Правилам, где указывались новые режимы огня:
Какие формулы использовались для достижения этих результатов — не известно, мне они пока не встречались.
P.S.
— А почему вы стреляете по врагу с дальней дистанции?
— Потому что мы еще не записались в клуб самоубийц.
— А зачем выпускать в противника сразу по десять торпед?
— Так больше шансов поразить его... К тому же за каждую истраченную торпеду командир лодки получает денежную премию от фирмы, которая производит эти торпеды.
— А мы их бережем, — признался наивный лейтенант.
— У вас нет короля — богатого, как у нас.
Пикуль В.С. Реквием каравану PQ-17
За наводку спасибо
dmitry_kozyrev P.P.S. Об авторе статьи.