Разработанное в 1918 году методичное сражение являлось центральным элементом французской доктрины. Оно не только обеспечивало формулу успешного наступления, но, что более важно, устанавливало строгий набор предпосылок, в отсутствие которых наступление запрещалось. Не будет никаких полумер, никаких подражаний непродуманным наступлениям, которые сделали французскую победу в Великой войне слишком дорогостоящей, чтобы повторять её. Поскольку оно отражало пределы того, что можно было ожидать от армии резервистов, методичное сражение казалось идеальной доктриной, и французская армия не собиралась её менять. Однако французские командиры знали о сложностях, которые привнесли в их мир механизация и моторизация.
По ряду причин двигатель внутреннего сгорания хорошо вписался во французское военное мышление. Надеясь вести следующую войну на бельгийской, а не на французской земле, армия быстро создала моторизованные пехотные дивизии, способные быстро развернуться на оборонительных позициях к северу от французской границы. Однако пехота на грузовиках была уязвима, и её приходилось защищать во время маршей и развёртывания. Традиционные кавалерийские части не могли ни передвигаться достаточно быстро, ни наносить удары с достаточной силой, чтобы выполнить свою работу, и вскоре были заменены бронированными лёгкими механизированными дивизиями. В этих областях, а также с изобретением такого удобного устройства, как chenillette, удобного гусеничного вездехода снабжения, французская армия преодолела очевидные организационные препятствия и встретила технологические изменения межвоенного периода с таким же рвением к реформам, как и любая иная современная ей армия(20).
В то время как грузовики и кавалерийские танки занимали естественное место во французской доктрине, боевые танки были более проблематичными. Французы никогда не утверждали, что танки могут быть исключены из методичного сражения, и не отрицали, что интегрировать их в доктрину будет сложно. Танки нельзя было игнорировать, потому что их требовали французские и военные, и гражданские. Так, Джефф Кларк цитировал анонимного французского военного, который сказал: «Есть два вида пехоты; одни воюют вместе с танками, другие воюют без них; и первые никогда не захотят снова идти в бой без танков», а генерал Вейган жаловался: «Некоторые офицеры даже предполагают, что пехота не может атаковать без танков»(21).
____________
20. Переформирование 4-й кавалерийской дивизии в 1-ю лёгкую механизированную дивизию утвердили ещё 4 июля 1930 г., но новая организация не была определена до 30 мая 1933 г., Paoli, L’Armee IV, pp. 78—80. В октябре 1934 г. в Германии сформировали танковую бригаду из лёгких учебных танков, в то время как военные игры с использованием британской экспериментальной бронетанковой бригады, проведённые в том же году, отпугнули танковых сторонников, Winton, Change, pp. 179—83.
21. J.J. Clarke, ‘Military Technology in Republican France: The Evolution of the French Armored Force, 1917-1949’ (PhD, Duke Univ., 1969), p. 28; Weygand testimony in France. Assemblee Nationale, Session de 1947, no. 2344, Rapport fait au nom de la commission chargee d'enqueter sur les evenements survenus en France de 1933 a 1945. Annexes: Temoignages et documents recueillis par la commission d'enquete parlementaire (9 vols, Paris, 1951) I, p. 249 (далее Evenements).
Но интегрировать в методичное сражение даже пехотные танки было непросто. Когда генерал-майор сэр Эдмунд Айронсайд заявил, что посещение французского учебного курса высокого уровня в 1927 году оставило его без «чёткого представления о том, как следует проводить комбинированную атаку пехоты и танков, как мы её понимаем»(22), он, несомненно, приписал неспособность решить то, что на самом деле представляло собой серьезную проблему, французской лени или беззаботности. Очевидно, что танки и пехота некоторое естественное родство. Вместе продвигаясь, танки могли оказывать немедленную огневую поддержку против опорных пунктов противника в обмен на помощь пехоты в обнаружении и уничтожении противотанковых средств. Однако во время остановки в конце каждого из коротких интервалов методичного сражения крупные машины притягивали артиллерийский огонь как магниты. Способные захватить территорию, но не удержать её, предпочитающие движение стоянию на месте, даже медленные танки плохо подходили для методичного сражения. Если стоящие машины оказывались уязвимыми в периоды между интервалами, то те, кто не смог остановиться и оторвался от пехоты, были слишком слепы, чтобы самостоятельно обнаружить вражеские позиции(23). В результате получалось то, чего методичное сражение было призвано избежать. В то время как растянувшиеся бронемашины уничтожались противотанковыми орудиями, пехота, следовавшая за ними, сдерживалась замаскированными опорными пунктами, на которые не обратили внимания стремительно наступавшие танки. Когда-то устранение таких опорных пунктов было задачей артиллерии, работа которой значительно усложнилась с появлением боевых машин, которые могли попасть под дружественный огонь. Таким образом, из-за отсутствия надёжной связи танки не обещали открыть поле боя для подвижных, независимых операций, но усиливали потребность в дисциплинированном следовании заранее составленным планам — планам, по которым надо было сократить период прямой артиллерийской поддержки пехоты, чтобы избежать стрельбы по танкам(24).
____________
22. ‘Cycle d'information pour generaux et colonels a Versailles Novembre-Decembre 1927’, British Intelligence Summary, June 1928, p. 68.
23. О том, что даже быстроходным танкам требуется поддержка пехоты, говорил генерал Т. Деллен, ‘Etude sur l'emploi des chars modernes’, 20 Nov. 1931, SHAT 9N157/2.
24. О важности «впрягания» танка в методичное сражение, см. R. Martin, ‘Rapport du colonel commandant de detachement, camp de Coetquiden’, 23 July 1922, pp. 31, 33, 37, SHAT 9N164; Doughty, Seeds, pp. 145—6 and 211 n. 28.
То, что танки могут свести метод к хаосу, было убедительно продемонстрировано в 1933 году в ходе учений по организации взаимодействия бронетехники и пехоты. Поскольку только одна из двух рот лёгких танков D-1 получила по радио приказ о наступлении в поддержку пехотного полка, половина полка продвинулась вперёд, в то время как другая половина и её танки сопровождения пехоты FT были задержаны препятствиями, для преодоления которых требовались танки D-1(25). Такое разрозненное наступление принесло все беды, которых должно было избежать методичное сражение: неровные фронты, уязвимые фланги и ослабленная артиллерийская поддержка. В целом, учение можно было рассматривать как свидетельство опасности, а не необходимости, добавления танков к существующей пехотно-артиллерийской команде. Четыре года спустя в аналогичных учениях дела выглядели не более обнадеживающими. В ходе учений 1937 года танки достигли рубежа первой фазы глубиной 1500—2000 метров за пять или десять минут, только для того, чтобы ждать тридцать — сорок пять минут, выполняя «более или менее причудливые манёвры», когда пехота, двигающаяся со скоростью два километра в час, преодолеет такое же расстояние(26). Подобные опыты продемонстрировали французскому командованию, что использование танков в методичном сражении требует большой осторожности и строгого командования и управления — что сражение, по сути, становилось ещё более методичным, чем раньше.
____________
25. Gen. Delestraint, Execution de l'attaque dans la zone du regiment du centre: expose des faits et enseignements generaux’, p. 4, SHAT 9N157/3; ср. с Lt-Col. H. Dutailly, Les Problemes de l'armee de terre francaise (1935—1939) (Paris, Imprimerie Nationale, 1980), pp. 412—13.
26. ‘Manoeuvres plus or mains abracadabrantes’, General Bruneau, Evenements V, p. 1184.
В любом случае, многие французские командиры сомневались, что танки проживут на поле боя достаточно долго, чтобы оправдать свою стоимость и неразбериху в доктрине. Как указывалось в инструкциях по применению танков 1936 года: «В наступлении, это необходимо самым решительным образом подчеркнуть, на сегодняшний день противотанковое оружие является по отношению к танку таким же грозным, каким в течение последней войны был пулемет по отношению к пехоте»(27). По словам американского наблюдателя, в глазах высокопоставленных французов со времён Первой мировой войны «ничего не разработано..., чтобы изменить ситуацию, кроме значительного улучшения противотанкового оружия и обучения противотанковой обороне»(28). Считалось, что танки уязвимы для противотанковых орудий на дальности 1 000 метров и способны нейтрализовать орудия противника не далее чем на 300 метрах — если они не замаскированы на таком расстоянии(29). Таким образом, каждый атакующий танк должен был пройти не менее 700 метров как в тире, прежде чем сможет открыть ответный огонь.
____________
27. S. Waite, ‘Organizational and Unit Training’, 15 Mar. 1937 (G-2 no. 23, 273-W), US National Archives (NA) carton 2015-1179/4, p. 3. Однако с другой стороны Гамелен настаивал: «Так же как пули не убили всех пехотинцев, противотанковые пушки не уничтожат все танки», Proces-Verbaux, Conseil Superieur de la Guerre, 23 May 1934, 10 SHAT 1N34/1.
28. H.H. Smith, ‘Report of Tour of Duty with 501st Tank Regiment Tours — France’, 15 Aug. —15 Nov. 1935, (G-2 no. 22, 161-W), N 2015-1213/1.
29. F.P. Lahm, ‘Artillery Support of an Infantry Attack with Tanks’, 25 Oct. 1933 (G-2 no. 19, 820-W), NA 2015-1164/1.
Поучительно сравнить французские и немецкие выводы из схожей проблемы, противопоставив 25-мм противотанковой пушке тридцать танков, наступающих со скоростью двенадцать километров в час. Немецкий анализ предполагал, что пушка эффективна на расстоянии 800 метров и производит шесть выстрелов в минуту. Таким образом, за четыре минуты, необходимые танку для преодоления дистанции, орудие выпустит двадцать четыре выстрела. Двадцать пять процентов этих снарядов поразят свои цели, и шесть танков из тридцати будут уничтожены. Атака считалась успешной, а оборонявшаяся пехота была вынуждена отступить(30). Французская версия соглашалась со скоростью танка и 25-процентной вероятностью поражения, но предполагала эффективную дальность стрельбы противотанковых орудий 1000 метров и скорость стрельбы пятнадцать выстрелов в минуту, в результате чего девятнадцать из тридцати атакующих машин уничтожались, а атака проваливалась. Такой анализ не оставлял французским военным причин опасаться танков противника. Напротив, отвергая особое внимание Германии к танкам как ошибочное, они считали, что лучше своих соседей подготовлены к реалиям современной войны. «Благодаря правильному пониманию баланса сил, — настаивал коммандант Ляпорт в статье в Revue d'infanterie (1938 г.), — танки больше не будут пугать пехотинцев, ибо страшна только внезапность... Теперь, когда известны средства защиты от танков и усовершенствованы способы их применения, нужно отказаться от этой танковой одержимости»(32). Генерал Тушон после войны жаловался, что его войска настолько хорошо усвоили эту идею, что он не мог убедить их воспринимать немецкие танки всерьёз(33).
____________
30. Capt. Soury, ‘Le Combat contre les engins cuirassees par le major von Schell de l'etat-major general de la Wehrmacht’, Revue d'infanterie (July 1937), pp. 98—9.
31. Capt. Brouillard, ‘Cas concrete de defense contre les chars’, RI (1937), p. 884.
32. H. Laporte, ‘La Defense antichars’, Revue d'infanterie (1938), pp. 1186—7.
33. Touchon, Riom deposition, 27 May 1941, SHAT 1K224/5.
Не все французы были уверены в относительных достоинствах танка и противотанковой пушки. В статье 1934 года в Revue d'infanterie утверждалось, что преимущество последней сглаживается способностью атакующего массировать танки в выбранном месте, в то время как обороняющийся должен распределять свои ресурсы равномерно и, следовательно, тонким слоем. По мнению статьи, соперничество танка и пушки ещё далеко от определения победителя(34). Открытое обсуждение публикации, санкционированное генеральным штабом, усилило впечатление, что уверенность Верховного командования в противотанковой пушке было обоснованным. На анализ, безусловно, повлияло признание того, что противотанковые орудия легче взаимодействуют с существующей организацией и доктриной, чем танки; но если это было принятием желаемого за действительное, оно нашло твёрдую поддержку в сообщениях об эффективности артиллерии против танков в гражданской войне в Испании(35).
____________
34. F.P. Lahm, ‘Tanks and Anti-Tanks’, 19 Dec. 1934 (G-2 no. 21, 074-W), NA 2281-C-156 (перевод статьи Ж. Перрэ в Revue d'infanterie, July 1934) [Русский перевод опубликован в журнале «Военный зарубежник». 1935. № 14].
35. Американские военные наблюдатели описывали растущую уверенность французов в эффективность противотанковой обороны, «особенно в свете донесений о боях в Испании», R.K. Smith, ‘French Tactical Doctrine, Organization, and Material’ (G-2 23, 691-W), NA 2277-C-193/2; H. Fuller, ‘Armament and Equipment: Organization. Tanks’, 1 June 1937 (G-2, 23, 451-W), NA 2281C-156/4; S. Waite, ‘Tank Warfare’, 25 May 1937 (G-2 23, 440), NA 2281-C-156/3.
То, что французские и немецкие военные так разошлись в оценках места танка в пехотном сражении, нельзя объяснить просто разницей между новаторским подходом и ограниченным консерватизмом. Пятнадцать лет спустя, как французы начали экспериментировать с пехотно-танковым взаимодействием, у самой механизированной армии в мире всё ещё не было ясной доктрины общевойскового боя. Из-за отсутствия подготовки с танками американские солдаты во время Второй мировой войны вынуждены были импровизировать и экспериментировать на поле боя. Некоторые американские командиры использовали свои бронированные машины в качестве мобильных дотов, лидировавших наступающую пехоту. Другие, в частности генерал Паттон, отправляли пехоту на несколько сотен ярдов впереди танков, укрывавшихся в складках местности. Третий метод, — держать танки в 500—1 500 ярдов позади пехоты и направлять их вперёд против конкретных целей, — предпочитали солдаты в Италии, because it kept such visible targets at a distance(36). Даже в 1944 году боевые бронированные машины не поставлялись с наставлениями, и колебания разумных военных в их использовании отражали мрачные прогнозы, сделанные французской пехотой в предыдущее десятилетие.
____________
36. J.S. Brown, Draftee Division: The 88th Infantry Division in World War II (Lexington, Univ. Press of Kentucky, 1986), pp. 99—100.
То, что французы изначально не пытались использовать танк, кроме как для поддержки пехоты в методичном сражении, следует интерпретировать не как провал реформы, а как отражение понимания своих военных потребностей; эти потребности, однако, изменились с созданием первых трёх немецких танковых дивизий 15 октября 1935 года. Методичное сражение задумывалось как кульминация длительного периода промышленной мобилизации и наращивания войск, за которыми следовала медленная и тщательная подготовка детально спланированной операции. Против той армии, которую Германия могла выставить в 1935 году, такие концепции были достаточно безопасными. Они стали очень сомнительными, когда немецкая механизация показала угрозу, что вермахт может сконцентрировать огневую мощь так быстро, что добьётся прорыва до того, как французы возведут оборонительный периметр, за которым они намеревались вести свою долгую войну на истощение(37). Как бы ни была эффективна противотанковая пушка, она могла уничтожать только те танки, которые она могла «поймать», а артиллерия на конной или буксируемой тяге не могла сравниться с немецкой танковой дивизией. Единственным противоядием от немецкой подвижной огневой мощи был французский аналог.
Начиная с 1936 года вопрос заключался не в том, будут ли у Франции бронетанковые дивизии, а в том, как скоро выпустят необходимые танки. Более того, стоит отметить, что в 1937 году существующая лёгкая механизированная дивизия, теперь оснащённая новыми танками SOMUA и улучшенными броневыми машинами, считалась французским верховным командованием лучшей боевой организацией, чем немецкая танковая дивизия(38). Хотя считалось, что DLM способна сражаться с эквивалентным соединением вермахта, Франция также нуждалась в тяжёлой бронетанковой дивизии, division cuirassee de reserve, состоящей из средних танков и способной как на мощные контратаки, так и на операции прорыва в контексте методичного сражения.
По иронии судьбы, вера французов в эффективность противотанкового пушки в конечном итоге подтолкнула к решению о переходе от отдельных танковых батальонов к дивизионной организации. Когда каждая немецкая пехотная дивизия имела в своем распоряжении 54 противотанковых орудия, отдельный батальон лёгких танков, созданный для поддержки пехоты, уже не мог выполнять свою работу. Атаки должны были начинаться скоординированными усилиями средних танков и артиллерии по выбиванию противотанковых средств противника, и только затем следовали лёгкие танки и пехота. Для проведения таких операций в документе генерального штаба рекомендовалось создать четыре танковых дивизии, предназначенные для наступательных целей(39).
____________
37. Аргумент, что французская армия преувеличивала опасность внезапного нападения, см .: R.J. Young, ‘L'Attaque brusquee and Its Use as a Myth in Interwar France’, Historical Reflections LXXXI (1981), pp. 93—113. То, что по крайней мере некоторые французские военные предвидели скорость немецкого наступления, показано в Gen. Pretelat, ‘Rapport sur l'exercice de cadres d'armee execute par le IIe Armee du 30 mai au 3 juin 1938 dans la region de Sedan-Montmedy’, 23 June 1938, SHAT, 1N67/3.
38. Doughty, Seeds, p. 174. Техника, утверждённая для 2-й DLM в 1936 г., появилась только в 1939-м, а 3-я DLM не могли сформировать ранее октября 1939 г., Dutailly, Problemes, p. 148.
39. Op. cit., pp. 328, 333—4.
Проблема, конечно, заключалась в том, что армия, имевшая на конец 1936 года только 27 средних танков B-1 bis, была не в состоянии создать — или даже испытать — крупные «тяжёлые» бронетанковые соединения. Намеченные на лето 1937 года масштабные учения пришлось отменить из-за нехватки техники, и к концу года у Франции имелось всего 62 средних танка(40). Производство средних танков продвигалось настолько медленно, что в конце 1938 года Conseil Superieur de la Guerre принял решение изменить состав дивизии: вместо шести батальонов B-1 bis — четыре батальона, два из которых оснащены B-1 bis, а два — D-2, танк поддержки пехоты, который оказался слишком быстрым для своей предполагаемой роли. В результате количество танков B, необходимых для каждой дивизии, уменьшилось на две трети, со 198 до 66(41). Между прочим, если немцы и быстрее формировали танковые дивизии, то не потому, что у них было больше средних танков, а потому, что они были готовы использовать в своих бронетанковых частях танки, которые французы считали слишком слабыми, чтобы быть полезными. Критиковать французов за отсутствие запасов средних танков — значит игнорировать тот факт, что до 1937 года в их доктрине не было места для таких машин. То, что в 1936 году вообще имелись танки B, было почти случайностью, но это уже другая история.
____________
40. Данные из P. Hoff, Les Programmes d'armement de 1919 a 1939 (Vincennes, Imprimerie Nationale, 1972), p. 329. Относительно решения не проводить эксперименты с неподходящими танками, см. Gen. M. Gamelin, Servir (3 vols, Paris, Plon, 1954—9) II, p. 290.
41. Dutailly, Problemes, p. 158; Gamelin, Servir II, p. 289.
Испытания, проведённые в 1937 году, усилили французский скептицизм в отношении более радикальных претензий сторонников бронетехники, и в новых «Временных указаниях по использованию современных танков» от 15 декабря 1937 года осторожно подчёркивались ограничения нового оружия(42). У машин был ограниченный радиус действия и они требовали шести часов ежедневного обслуживания и дополнительных полных суток после трёх или четырёх дней эксплуатации. Чтобы свести к минимуму износ гусениц, танки надо было по возможности транспортировать по железной дороге. Хотя их способность вести огонь с близкого расстояния обещала увеличить скорость операций при одновременном снижении расхода боеприпасов, танки не могли ни удерживать местность, ни полностью очистить её от вражеских позиций. За исключением неорганизованного противника, танки могли действовать «только в тесном взаимодействии с другими родами войск, особенно с пехотой». Правила предписывали, что так называемые манёвренные танки, типа D и B, будут организованы в роты или батальоны для самостоятельного движения впереди смешанных групп пехотных танков (Renault FT), с которыми, однако, они должны были поддерживать максимально близкий контакт. Подобно пехотной атаке, наступление манёвренных танков должно было быть направлено на определённые цели или серию целей и, опять же, подобно пехотной атаке, происходить только при артиллерийской поддержке. Это было методичное сражение с манёвренным танком в качестве дополнительного элемента, попытка использовать тактические возможности танка, не освобождая его от жёстко централизованного управления.
Схожие выводы были сделаны на прошедшем в тот же день заседании Conseil Superieur de la Guerre, касающегося гипотетической division cuirassee. Основной целью нового соединения, как определялось в информационном докладе генерального штаба, подготовленном для заседания, являлись «мощные удары в рамках общего сражения и тесная связь с другими крупными соединениями». Дивизия должна была быть тяжёлой кувалдой из масс средних танков, использоваться только вместе с другими войсками в рамках методичного сражения. Её задачи были агрессивными — контратака, фланговая атака, развитие успеха и прорыв организованных фронтов — но пока другие французские силы не заставили замолчать противотанковую оборону противника, она не двигалась(43). Таким образом, такая дивизия не могла действовать как отдельная единица, а только как ещё одна шестерёнка в машине, состоящей из пехоты, артиллерии, бронекавалерии и бронетехники(44). Только ударный вклад немецких танковых дивизий в польской кампании привёл к тому, что осторожное давление Гамелена за бронетанковую дивизию стало безотлагательным, и 16 декабря 1939 г. было принято окончательное решение о создании первой division cuirassee de reserve(45).
____________
42. EMA, ‘Notice provisoire sur l'emploi des chars modernes’, 15 Dec. 1937, SHAT 9N157/1.
43. ‘Rapport de presentation au C.S.G. de la question de la constitution de G.U.s cuirassees’, досье для заседания C.S.G. 15 декабря 1937 г., SHAT 1N37 (выделено в оригинале).
44. То, что бронечасти не будут действовать отдельно, подчёркивалось в «Секретной записке № 4617 по использованию крупных бронетанковых соединений» Гамелена, описанной в S. Waite, ‘Tactical Doctrine: Theories of Mechanization and Motorization. Organization, Characteristics and Employment of Large Armored Units’, 20 Dec. 1939 (G-2 25,406 W), NA 2015-1223/14, и ‘Tactical Doctrines: Theories of Mechanization and Motorization. French and German Armored Units’, 8 Aug. 1939 (G-2 25,173-W), NA 2015-1223/12.
45. Alexander, Republic, p. 345.
Армия, которой Франция воевала в 1940 году, была удивительно похожа на армию 1918 года. Было немало значительных нововведений: моторизация некоторых пехотных дивизий, замена конной кавалерии лёгкими механизированными дивизиями, создание бронетанковых дивизий. С другой стороны, сходства хватало и оно выходило за рамки поверхностного наблюдения, что некоторые мобилизованные резервисты в 1939 году надели остатки серо-голубой формы. Какой бы современной ни была техника, доктрина, с которой армия намеревалась сражаться, была в основном доктриной 1918 года, а техника, несовместимая с ней, принимались неохотно или не принимались вовсе.
Сказать, что французская армия принимала новые технологии только в той степени, в которой они могла быть интегрированы в принятую военную доктрину, не означает осуждения. Французы не спешили развивать такие проявления современной войны, как средние танки и тяжёлая бронетанковая дивизия, потому что они считали более подходящим для характера своей армии и природы своих стратегических проблем другой набор решений. Предполагать, что армия должна была реформироваться, чтобы использовать новые технологии, значит игнорировать как сложность такой трансформации, так и убеждённость большинства французских лидеров в том, что это не очень хорошая идея. Хуже, когда предполагается, что всегда очевидно, что армии могут и должны адаптироваться к доступным новым технологиям.
Тем, кто осуждает французскую стратегию и французскую доктрину как анахронизм, следует подумать о том, в какой степени события подтвердили французские прогнозы. Стратегия, принятая союзниками на Западе для победы во Второй мировой войне, почти во всём соответствовала французской «стратегии длительной войны», за исключением того, что французская территория находилась по другую сторону линии фронта и что нетерпеливые Соединённые Штаты настаивали на операциях в Северной Африке и Италии до того, как истощение сделает своё дело, и ценой, о которой французы их предупредили бы. Борьба за итальянские горы больше походила на статичную войну, предсказанную французами, чем на подвижные операции, в которых армия США практиковалась на открытых просторах американского Юга. Союзники, не видевшие особого смысла в оборонительной войне, как французы в 30-е не видели в наступательной, не знали альтернативы, кроме как атаковать, а выбранные ими методы напоминали оклеветанное методичное сражение(46).
____________
46. В этом контексте стоит изучить то, как маршал Жюен командовал французским экспедиционным корпусом в Италии. Оперативная свобода Жюена была ограничена обязательством демонстрировать приверженность Франции делу союзников, A. Clayton, Three Marshals of France (London, Brassey's, 1992).
* * *
Касательно союзников, применявших batailles conduites, следует выделить англичан, которым были присущи осторожность и приверженность к огневой мощи ради сбережения живой силы (см. French D. Raising Churchill's Army: The British Army and the War against Germany 1919-1945).
