Полищук/Уланов:
Чтобы оценить всё величие полководческого таланта маршала Конева...
«70-ми годами дохнуло» (с)
andyu_vraiПолищук/Уланов:
Иван Степанович, будучи командующим 1-м Украинским фронтом, вёл в наступление семь общевойсковых армий ((1-ю, 3-ю и 5-ю гвардейские, 13-ю, 18-ю, 38-ю и 60-ю), три танковые армии (1-ю и 3-ю гвардейские, 4-ю), две конно-механизированные группы и 1-й чехословацкий армейский корпус. Для сравнения, в операции «Багратион» принимали участие четыре фронта: ... 1-й Белорусский маршала К.К. Рокоссовского — пять армий.
Если посмотреть справочник «Боевой состав Советской Армии», то выяснится, что под командованием Рокоссовского 1 июня 1944 года состояло не пять, а девять общевойсковых армий (3, 28, 47, 48, 61, 65, 69, 70-я и 1-я армия Войска Польского). В начале июля прибыла 2-я гвардейская и 2-я танковая армии.
Полищук/Уланов:
Положение Конева осложнялось ещё и тем, что против «Багратиона» стояли минимальные танковые резервы вермахта.
Странная фраза.
Полищук/Уланов:
Всё, что было возможно, хитроумный фельдмаршал Модель заблаговременно перетащил в полосу группы армий «Северная Украина», и на 15 июля она включала 1-ю, 8-ю, 16-ю и 17-ю танковую дивизии, 20-ю панцергренадёрскую дивизию, 2-ю венгерскую танковую дивизию, 506-й тяжёлый танковый батальон (ттб).
А ведь на 31 мая подвижных соединений у Моделя было значительно больше — немецких 7 танковых и 2 танко-гренадерских дивизий, а также 4 (четыре) тяжёлых танковых батальона.
Радзиевский: «Львовско-Сандомирская операция проводилась в благоприятных условиях обстановки. Она начиналась в период, когда в Белоруссии был достигнут разгром группы армий «Центр», а завершалась, когда в районе Ясс и Кишинева были разгромлены основные силы группы армий «Южная Украина». В связи с этим возможности противника по переброске своих резервов против 1-го Украинского фронта были весьма ограниченными, что создавало выгодные условия для прорыва вражеской обороны и его развития на большую глубину».
Полищук/Уланов:
Всего бронетанковая составляющая в руках Вальтера Моделя насчитывала около 1000 танков и самоходных орудий.
В 4-й, 3-й танковой и 9-й армиях группы армий «Центр» к началу «Багратиона» почти столько же.
Полищук/Уланов:
Однако здесь заложен небольшой нюанс — непосредственно поддерживать пехоту в наступлении должны были только 119 танков и самоходок. Остальная техника была в составе танковых корпусов и танковых армий фронта, бросить в бой которые предстояло для развития успеха.
Радзиевский: «Следует отметить, что по первоначальному плану операции командование фронта предполагало использовать все три танковые армии в первый день. Они фактически должны были прорывать оборону противника в начале операции совместно с общевойсковыми армиями...
Изменив порядок использования танковых армий в соответствии с указаниями Ставки, командующий фронтом вместе с тем не внес никаких изменений в распределение танков НПП, плотность которых не превышала 12—13, а в 38-й армии — даже 8 бронеединиц на 1 км участка прорыва. Из 817 танков и САУ, находившихся в составе правой ударной группировки, только 149 предназначались для действий в группах непосредственной поддержки пехоты, а из 1179 бронеединиц левой ударной группировки для тех же целей выделялось всего 119 машин. В то же время в составе 1-й гв. армии находилось 154, в 18-й армии — 32 и в резерве фронта — 24 танка и самоходно-артиллерийские установки, т. е. почти столько же, сколько в армиях на главном направлении».
Полищук/Уланов:
14 июля 1944 года после часовой артподготовки войска 38-й и 60-й армий смежными флангами проломили оборону 349-й и 357-й пд, причём это не фигура речи.
Радзиевский: «Вслед за разведкой боем, проведенной 13 июля силами разведывательных отрядов, утром 14 июля после 30-минутной артиллерийской подготовки специально выделенной артиллерией начали действовать усиленные передовые батальоны. Несмотря на настойчивые атаки, они смогли только вклиниться в оборону противника, захватив на отдельных участках первую и местами вторую траншеи. Поэтому было принято решение ввести в действие главные силы, поддержав их мощным огнем артиллерии и ударами авиации.
В 16.00 14 июля после полуторачасовой артиллерийской подготовки и массированных ударов авиации перешли в наступление главные силы 60-й и 38-й армий. Поддержка атаки пехоты и танков осуществлялась не огневым валом, как планировалось, а последовательным сосредоточением огня. Преодолевая упорное сопротивление и отражая контратаки противника, наши войска к исходу дня продвинулись лишь на 3—8 км.
Таким образом, задача первого дня — прорыв всей тактической зоны обороны на глубину 20 км не была выполнена. Причиной этого явились не только сильное сопротивление противника, но и ряд недочетов в организации прорыва.
Во-первых, наступление наших войск не было внезапным для противника не только в оперативном, но и в тактическом масштабе. В результате крупных перегруппировок накануне операции с нарушением режима маскировки противник, судя по захваченным впоследствии документам, «еще в первых числах июля имел данные о готовящихся ударах на рава-русском и львовском направлениях». Были случаи, когда при перебазировании авиации из-за плохого штурманского обеспечения перелетов отдельные наши самолеты, сбившись с курса, «совершали посадку на территорию, занятую противником». Наконец, этому способствовала и растянутая по времени разведка боем, проводившаяся с 22.00 12 июля до первой половины дня 14 июля.
Во-вторых, сведения об обороне противника, особенно в 38-й армии, были далеко неполными. Армия, перегруппировавшись к 7 июля в новую полосу, имела ограниченное время для организации и ведения наземной разведки, а авиацией она не располагала. При этом, даже те несколько дней, которые оставались до начала наступления, не могли быть использованы должным образом для этой цели, так как распоряжением Ставки от 29 мая 1944 г. вновь прибывшим войскам запрещалось ведение всех видов наземной разведки.
В-третьих, поражение противника огнем артиллерии и ударами авиации оказалось недостаточно эффективным, а переход в наступление главных сил — запоздалым, в чем не последнюю роль сыграл такой психологической фактор, как ожидание отвода противником своих войск в глубину. «Все мы, — пишет Маршал К. С. Москаленко, — узнав, что противник начал отвод своих войск на рава-русском направлений на вторую полосу обороны, в свою очередь, ожидали такого же маневра на львовском направлении. И поэтому опасались израсходовать накопленные боеприпасы на оставленные им позиции. Это привело к потере темпа и времени. Враг незамедлительно воспользовался нашим упущением».
Наконец, отрицательно сказалась низкая плотность танков НПП. В 38-й армии, например, их хватило «лишь для обеспечения действий передовых батальонов. Когда же после артиллерийской подготовки в наступление перешли стрелковые дивизии первого эшелона, то это была атака пехоты без достаточного обеспечения танками непосредственной поддержки пехоты».
Все это в совокупности привело к тому, что успех в первый день оказался значительно меньшим, чем предполагалось».
Полищук/Уланов:
К полуночи первого дня наступления в штабе 3-й гвардейской танковой армии стало ясно, что 60-я армия взломать вражескую оборону не успевает, и в 23:30 командующий армией приказал ввести в бой передовые части: 69-ю механизированную бригаду (мбр) и 56-ю гв.тбр с ближайшей задачей «обеспечить рубеж для развёртывания корпуса»... Тем временем, передовые бригады продолжали наступать, к утру 16 июля выйдя к окраинам Золочева. Немецкая оборона была прорвана на всю глубину, и основные силы армии Рыбалко получили возможность идти вперёд.
Радзиевский: «15 июля после часовой артиллерийской подготовки и ударов авиации войска возобновили наступление. Более успешно развивался прорыв в полосе 60-й армии. Здесь были введены в бой вторые эшелоны стрелковых дивизий, а затем и передовые бригады 3-й гв. танковой армии (69 мбр и 56 тбр). В результате этого соединения 60-й армии продвинулись еще на 8—10 км, прорвав на узком участке фронта (4—5 км) в районе Колтув вторую полосу обороны противника.
38-я армия в этот день отражала сильный контрудар двух танковых дивизий противника и на некоторых участках была вынуждена отойти на 2—4 км. Разведка фронта и армии своевременно не вскрыла подготавливаемый противником контрудар, и он для наших войск оказался неожиданным. Кроме того, истребительно-противотанковая артиллерия отстала от боевых порядков , пехоты на 2—3 км. В боевых порядках войск было крайне ограниченное количество танков и САУ. Огонь артиллерии с закрытых огневых позиций не обеспечивал надежного поражения вражеских танков. «Командование армии пыталось нарастить силу удара путем ввода в бой вторых эшелонов соединений. Но при отсутствии танков и недостаточно эффективной поддержки артиллерии это приводило лишь к переуплотнению боевых порядков наступающих войск». По указанию командующего фронтом против танковой группировки противника были брошены крупные силы авиации — свыше 1000 бомбардировщиков и штурмовиков. К исходу дня на это направление было выдвинуто более 400 противотанковых орудий, плотность которых на глубину до 6 км достигала 40—50 орудий на 1 км фронта. Для завершения прорыва командующий фронтом приказал перегруппировать в полосу 38-й армии ударную группу 1-й гв. армии в составе стрелкового и танкового корпусов и утром 16 июля перейти в наступление.
В связи с достигнутым прорывом обороны в полосе 60-й армии командующий фронтом принял решение с утра 16 июля в ее полосе ввести в сражение 3-ю гв. танковую армию».
Полищук/Уланов:
В этих условиях Конев принял рискованное, но в итоге оказавшееся верным решение — задействовать следом за армией Рыбалко и 4-ю танковую армию генерала Лелюшенко. Подобный манёвр — ввод в узкий коридор прорыва сразу двух танковых армий — был единственным в истории Великой Отечественной войны. После ввода в бой советских танковых резервов немецкий фронт начал стремительно разваливаться. Уже к 18 июля конно-механизированная группа Баранова и танкисты Рыбалко завершили окружение группировки противника под Бродами, где в кольцо попали сразу восемь немецких дивизий.
Радзиевский: «Ввод в прорыв двух танковых армий через узкий коридор, безусловно, является показателем смелости, риска, решительности командования фронта и творческого подхода к использованию крупных подвижных объединений в конкретных условиях обстановки. Вместе с тем нельзя не отметить, что при создавшемся положении половину бронетанковых соединений (31 тк, 4 гв. тк, 6 мк) пришлось задействовать для обеспечения флангов коридора. Кроме того, 3-я гв. и 4-я танковые армии фактически не вводились в прорыв, а «проталкивались» через узкую брешь, что затянуло их ввод на четверо суток и привело к отставанию тылов и нехватке материальных средств (боеприпасов, горючего, средств связи) при развитии операции в глубину (после 18 июля).
Нам представляется, что в данной операции, так же как и в Витебско-Оршанской, ввод в прорыв одной из танковых армий и конно-механизированной группы было бы целесообразным спланировать по двум вариантам. В частности, предусмотреть использование двух танковых армий не только на львовском, но и на рава-русском направлении за счет маневра одной из них с одного участка на другой. Выдвижение еще одной танковой армии на рава-русское направление (в случае задержки прорыва на львовском направлении) позволило бы ввести ее в «чистый» прорыв, что могло намного ускорить развитие оперативного прорыва в стратегический и с большими результатами (при меньших потерях) завершить операцию».
Радзиевский: «О том, что в узкий прорыв более успешно могла войти танковая армия, говорят действия 3-й гвардейской танковой армии, проникшей в оперативную глубину через колтувский коридор шириной всего 4—6 км. Вместе с тем следует отметить, что ввод здесь 16 июля ударной группировки 1-й гвардейской армии, а 18 июля еще и 4-й танковой армии с точки зрения развития операции в целом нельзя признать удачным. В узком проходе скопилась масса войск, они были лишены свободы действий. Поскольку правая ударная группировка 17 июля уже вырвалась на оперативный простор, 4-ю танковую армию можно было ввести в сражение вслед за конно-механизированной группировкой в обход Львова с севера и северо-запада. Для этого ей предстояло совершить марш-маневр до рубежа ввода протяженностью 110—120 км и около 100 км от рубежа ввода до Львова. В условиях когда оборона на направлении наступления северной группировки уже была разрушена, а 1-я танковая армия стремительно шла к Сану, на все это могло уйти двое, максимум трое суток. В районе Львова 4-я танковая армия могла быть 19—20 июля и атаковать его с незащищенного северного или западного направления.
При входе в сражение через колтувский коридор 4-я танковая армия вышла к Львову 19 июля, но только одним танковым корпусом. Остальные ее силы были связаны обороной колтувского коридора и отражением контрудара 48-го танкового корпуса противника. Встретив у Львова упорное сопротивление, она не смогла продолжать наступление, ее силы оказались разбросанными в четырех районах. Лишь к 25 июля командующему армией удалось, собрать свои силы и начать штурм города, который был взят совместно с 3-й гвардейской танковой и 60-й армиями только 27 июля, т. е. на пять-шесть дней позже, чем это могло произойти при вводе 4-й танковой армии в сражение в полосе 13-й армии.
Конечно, такой маневр был связан с определенным риском, ибо противник стремился и мог перерезать колтувский коридор. Но при мобилизации ударной группировки 1-й гвардейской армии, противотанковых средств фронта и 5-й гвардейской армии, составлявшей второй эшелон фронта, колтувский коридор и кольцо окружения вокруг бродской группировки могли быть сохранены. Овладение же Львовом 21—22 июля нарушало оперативную устойчивость группы армий «Северная Украина», что позволяло быстрее объединить два оперативных прорыва в стратегический, раньше и большими силами выйти на Вислу...
Вместе с тем следует отметить, что большие затраты сил и средств 1-м Украинским фронтом на прорыв тактической зоны обороны и развитие его в оперативную глубину ограничили его возможности по использованию результатов стратегического прорыва. Общая глубина продвижения его войск оказалась в два раза меньше, чем в Белорусской операции, хотя подвижных соединений у него было больше, чем во всех фронтах, наступавших в Белоруссии севернее Полесья. Кроме того, вблизи полосы наступления 1-го Украинского фронта действовали четыре танковых корпуса левого крыла 1-го Белорусского фронта».
Полищук/Уланов:
Подводя итог, можно констатировать следующее. Имея сильную противотанковую оборону, насыщенную крупнокалиберными орудиями и усиленную «Элефантами» и «Насхорнами», а в резерве — две танковые дивизии хорошей комплектации, генерал Бальк не смог разгромить части 38-й армии генерала Москаленко и сорвать переброску частей 4-й танковой армии генерала Лелюшенко на другой участок фронта. В дальнейшем Герман Бальк не смог эффективно ударить во фланг наступающим советским танковым армиям, а также спасти окружённую Бродовскую группировку. В 1944 году против замыслов маршала Конева не помогали уже ни «Тигры», ни «Пантеры». Главной причиной тому стало не количество советской бронетехники — ранее немцы неоднократно добивались успехов и при значительно худшем соотношении сил. Три года войны превратили когда-то отступавшие от границы под немецкими бомбами войска в совершенно другую армию.
Радзиевский: «Несмотря на отмеченные недочеты, на которых мы остановились в целях критического обобщения боевого опыта, в Львовско-Сандомирской стратегической операции были достигнуты выдающиеся результаты».
P.S. Ситуация у северной группировки тоже была проблемная, хотя и несколько в меньшей степени, чем у южной.
Радзиевский: «Таким образом, вторая полоса обороны противника прорывалась три дня, а тактическая зона обороны — четыре дня. Опыт ее прорыва, на наш взгляд, во многом не утратил своего значения и в настоящее время.
Во-первых, если отвод противником войск с главной полосы на вторую ожидался с 10 июля, т. е. за три дня до начала операции, то это требовало заблаговременной разработки варианта прорыва второй полосы обороны и соответствующей подготовки войск. Опыт же боевых действий показал, что главные силы 3-й гв. и 13-й армий, выйдя 13 июля ко второй полосе, оказались не подготовленными к ее прорыву с ходу, неорганизованно они провели атаки и на следующий день.
Во-вторых, поскольку отход противника на вторую полосу был установлен в 22.00 12 июля, то переходить в наступление следовало не утром 13 июля, а немедленно, тотчас же, притом не передовыми батальонами, а главными силами дивизий первого эшелона, чтобы мощным ударом сорвать маневр противника, не дать ему возможности отойти на вторую полосу и укрепиться на ней. Запоздалый ввод в действие главных сил позволил противнику осуществить свой замысел.
В-третьих, преднамеренным отводом основных сил с первой на вторую полосу обороны противник поставил в особенно затруднительное положение нашу артиллерию. Плотность ее снизилась, нарушилось централизованное управление. Но главное, она оказалась почти «слепой», так как не имела достаточно полных и точных разведывательных данных и нередко вела стрельбу не по целям, а по площадям. Следовательно, данные о второй полосе надо иметь заблаговременно, а к ее прорыву тщательно готовиться еще до перехода в наступление».
Две схемы для ориентировки в ситуации (кликабельно):
