А. БОРИСОВ
Военная техника к сегодняшнему дню сделала большой скачок. Опыт империалистической войны на западе и востоке Европы, опыт гражданской войны и борьбы в колониях дал начало множеству разных направлений во взглядах на задачи и организацию современной конницы.
Наряду с теми, кто до сих пор не потрудился сделать вывод из империалистической войны и продолжает настаивать на прежних ошибочных взглядах, сводящих деятельность конницы к производству лихих атак сомкнутых конных масс против организованного противника, — у нас имеется достаточно военных писателей, настаивающих на отрицании значения конницы в будущую войну. Некоторая часть этих «отрицателей» менее радикальна и, не договариваясь откровенно до необходимости расформирования конницы, останавливается на французской точке зрения, выражающейся несколькими словами: «конница маневрирует конем, а дерется огнем». Их точка зрения совпадает с французским временным кав. уставом 1920 г. Этот устав поучает: «В настоящее время кавалерия нормально действует огнем. Это однако не исключает того, чтобы в особых случаях малые боевые единицы (взводы, эскадроны) применяли холодное оружие». Разберемся в этих основных взглядах, которые резко отличаются от установок, зафиксированных в уставах РККА.
Об установках «отрицателей»
Тов. Триандафилов в своей книге «Характер операций современных армий», которая безусловно в основном выявляет прогрессивную концепцию в отношении конницы, не проявил достаточной глубины и самостоятельности.
Рассматривая огневую мощь современных кав. дивизий, он пишет: «Произошло полное перемещение силы конницы с холодного оружия на огневые средства... Сильное развитие автоматического оружия сделало невозможным ведение боя кавалерийскими соединениями в конном строю. Прошли времена, когда конная атака решала участь боя. Современный бой тягуч и ведется исключительно винтовками, пулеметами, артиллерией, танками, бронемашинами. Конница может участвовать в этом бою только своими огневыми средствами. Конь ей дан только для того, чтобы быстрее достигнуть тех пунктов, откуда введение в дело большого огневого резерва обещает наибольшие результаты».
Как это родственно звучит тому, что еще во время войны писал Каррер в своем труде «Конница»: «Конь для кавалерии оказался лишь средством быстрого передвижения пушек, пулеметов, винтовок и гранат, а не былым фактором удара»...
Родственность этих установок очевидна, и мы видим, как революционный командир подпадает под влияние панически настроенного французского офицера, ошеломленного техникой империалистической войны и неспособного ни на что больше кроме истерического отмахивания руками. Между тем от первого мы были вправе ожидать, что он будет рассматривать будущую большую войну против Советского Союза как революционно-классовую войну, которая хотя и может начаться буржуазией «во всеоружии», но затем под влиянием условий, все больше и больше расшатывающих устои капитализма, неизбежно перерастет в тылу империалистической армии в гражданскую войну с ее неумолимой потребностью в таком быстро действующем и безотказном роде войск, каким является конница.
Нет нужды приводить многочисленные основания того, что будущая война против нас, несмотря на свою высокую человеческую плотность и материальную насыщенность, в основном будет войной маневренной. Поэтому, если эта будущая война на востоке Европы будет проходить в условиях, близких к условиям франко-германского фронта, то и в этом случае не следует забывать, что на полях Бельгии и Франции германская конница дала образцы высоко искусной деятельности.
В этом отношении интересную выдержку о деятельности II кавкорпуса из труда Штегемана приводит Позек: «Кавалерия ген. ф.-дер-Марвица двигалась впереди 1-й армии Клука подобно густому облаку. Она образовала завесу впереди всех передвижений войск, пробилась через полосу сопротивления, оказанного местным населением, беспокоила противника в бесчисленных небольших боях, отбрасывала его в одном месте, жертвовала собой в другом и безукоризненно выполнила этим троякую задачу — обеспечить скрытность наступления, прикрыть его и ввести противника в заблуждение относительно направления удара».
Подводя итоги деятельности германской конницы в империалистическую войну на западе и востоке Европы, Позек приходит к выводу: «Таким образом, если представлялось еще достаточно случаев для деятельности кавалерии на коне даже в этой войне, бывшей по преимуществу войной позиционной, то это будет, несомненно, иметь место и в будущем. Поэтому, невзирая на высказываемые кое-где противоположные взгляды, надлежит определенно считаться и в дальнейшем с необходимостью использования кавалерии в конном строю». Этот вывод, сделанный на основании анализа деятельности конницы в условиях западного фронта, следует учесть, в особенности тем товарищам, которые договариваются до отказа от конницы.
Позек пишет: «опыт войны показал, прежде всего, что возможность массовых атак в конном строю ограничена и что значение пешего боя — значительно возросло»... Совершенно так же скажем и мы, что времена Зейдлица и Цитена прошли безвозвратно. Больше мы не увидим сомкнутых атак тучи кавалерии в сотню эскадронов. С другой стороны, мы никогда не согласимся с Позеком, когда он, изолируя конный бой от пешего, возводит огневой бой в главный вид боя. Но мы вместе с Позеком скажем, что, «несмотря на возросшее значение пешего боя, было бы однако в корне ошибочно стремиться сделать из кавалерии «ездящую пехоту». Позек говорит, что «время больших конных боев миновало». Однако это ничего общего не имеет с утверждениями ряда французских писателей и т. Триандафилова о том, что «прошли времена, когда конная атака решала участь боя». Даже в условиях франко-германского фронта Позек признает возможность внезапных успешных атак не только полков, но даже бригад.
Однако надо вспомнить, в каких условиях протекала деятельность конницы на Западе. Действия конницы были стеснены узостью пространства и двумя непроницаемыми стенами: с одной стороны 7 немецкими армиями, а с другой 5, а затем 6 французскими армиями, 6 бельгийскими дивизиями и английской армией. При этом эти армии опирались на довольно густую сеть крепостей и фортов, к тому же сама местность препятствовала развитию деятельности кавалерии. Анализируя условия местности западного фронта, Позек говорит: «Проволочные изгороди, сточные системы, ограды фабрик, железнодорожные насыпи, каналы и тому подобные искусственные сооружения затрудняли движение вперед и часто делали невозможным применение сомкнутых конных масс».
Это было на западе Европы, но мы вправе задать вопрос: будет ли так на востоке в условиях наших театров? На основании тех конкретных данных, которые нам дает сегодняшняя карта, мы можем твердо ответить — нет!
Если же принять за основание то, что говорит сам т. Триандафилов о насыщении этих фронтов, а именно, что оно будет не везде одинаково, то мы можем с еще большей уверенностью отбросить опасения об ограничении деятельности конницы. Однако эта конница по своему качеству должна быть иной, нежели конница 1914 г.
Теперь следует ответить на вопрос, можем ли мы принять целиком поучение Позека. Конечно, нет!
Характеризуя германскую конницу 1914 г., Позек свидетельствует:
«В отношении боевой деятельности кавалерии мы придерживались того взгляда, что умелое группирование сил для конного боя является наиболее важным, и рассчитывали еще в начале войны на преимущественно конные бои. Мы надеялись добиться победы в этих боях благодаря тщательному 3-летнему обучению людей и хорошей выездке лошадей, обеспечивающей надежное применение пики в сомкнутом строю на любой местности».
12 августа 1914 г. в бою у Гелена германская конница разбила эту иллюзию голых атак о баррикады, проволочные прикрытия, канавы, заборы, перекрестный пулеметный и артиллерийский огонь. После этого немецкая конница в своих действиях ударяется в другую крайность и применяет главным образом пеший бой.
Разберем бой у Гелена (схема 1). Бельгийцы заняли позицию к западу от реки Гетты, укрепившись поперек шоссе Гелен—Дие и заняв сильные фланговые позиции на командующих высотах в районе Локсберген—ферма Тюйлери—Хондзум. Бельгийцы окопались за канавами, каменными стенами, плетнями, проволокой. Артиллерия располагалась на закрытой позиции у Хондзума. Передовые части занимали выходы у Гелена на восточном берегу реки Гетты. Немцы атакой 9-го егерского батальона, южнее которого действовали части 3-й кавбригады 4-й кавдивизии, при поддержке артиллерии овладели Геленом и переправой через Гетту. Дальше началась драма, Позек пишет: «Артиллерийский огонь, открытый в это время противником вдоль по главной дороге, нанес значительные потери и в местечке, забитом войсками».
Вот в этот-то момент немцы начинают конные атаки одну за другой.
Южнее Гелена у Донка по понтонному мосту переправилась через р. Гетту 3-я кавбригада. 17-я бригада подошла к Ваттерканту. Вслед за разведывательным эскадроном брошен в атаку на Дие 17-й полк. Его эскадроны, наткнувшись на окопавшуюся пехоту, с большими потерями отходят назад. Вслед за этим бросается в атаку на высоты от Вельпена 18-й полк, который из-за недостатка пространства не имеет возможности развернуться. Всадники прорвались через передовые части противника и, наткнувшись на овраг, канавы и заборы, занятые противником, принуждены были отойти назад. В этот момент части 3-й бригады получают приказ атаковать и захватить батареи. Части сели по коням, и бригада пошла в атаку полк за полком. Отдельные эскадроны бригады ворвались в сады фермы Тюйлери, «но и здесь эскадроны, атаковавшие эшелонами, наткнулись на стрелков, расположенных в канавах за изгородями, оплетенными проволокой, и принуждены были в конце концов отойти назад с большими потерями. К вечеру ген. Марвиц прекратил бой». Позек делает вывод: «...этот день показал, что при силе современного огня нельзя атаковать подобные позиции в конном строю и что лишь огневой бой ведет в таких случаях к цели». Я не собираюсь оспаривать этого вывода, но, сравнивая этот бои с удачным кавалерийским боем 2 августа у Лагарда, я из этого боя делаю вывод в совершенно другой плоскости.
Бой у Гелена приводит меня к отверждению, что конница, которая стремилась прорвать фронт укрепившейся и организованной пехоты, по сути дела вела эти бои, будучи безоружной. И на самом деле, со стороны противника бьет артиллерия в лоб и с фланга. С фланга строчат пулеметы, противник засел в окопах за заборами и проволокой, а в это время конница, воспитанная в духе шока и сгрудившаяся в узкой теснине, не развернув своей артиллерии, не сковав противника, не расстроив его своим огнем, — выходит из теснины для «голой» атаки в лоб. По-моему не только нельзя назвать этого трезвой организацией боя, а это есть проявление рыцарской наглости, кичливости и аристократического пренебрежения к таким материальным факторам, как огонь пулеметов, орудий и проволочные барьеры. Почему ген. Марвиц, имея 12 полновесных кавполков, 2 егерских батальона и 2 конно-артиллерийских отделения полевых артполков, не обрушился огнем артиллерии по позициям противника, по его артиллерии, не сковал противника атакой егерских батальонов и частью спешенной конницы на фронте, а кавдивизиями не попытался взять противника в клещи с флангов и тыла? Поэтому из этой пробы твердости лбов немецких всадников во фронтальной атаке на узком участке организованной и не надломленной обороны бельгийской пехоты делать выводы о безнадежности конных атак в современном бою вообще — нельзя. Атака кавбригады у Лагарда лучше всего говорит о том, что конный бой не только не потерял своего значения сейчас, но и не потеряет его до тех пор, пока на поле боя будет находиться живая человеческая масса.
На помощь современной коннице должна притти могучая наступательная артиллерия, быстроходные танки и авиация. Трудно также себе представить, чтобы в наше время нашелся такой общевойсковой начальник, который бросил бы конницу на прорыв укрепленной полосы. Но коннице следует быть готовой к столкновению со спешно укрепившимся противником. И вот, если бы она не смогла обойти такой укрепленный участок, она развернула бы бой, опираясь на все свои средства. Артиллерия и авиация обрушатся на огневые точки обороняющегося и, подавив их, перенесут свои действия вглубь неприятельской позиции на артиллерию и подходящие резервы. Танки бросятся вперед, снимут проволоку и, давя и расстреливая передовые группы противника, пронесутся, не задерживаясь, вглубь на артиллерию противника. Сейчас же вслед за танками конница, поддерживаемая своей артиллерией, ворвется в расположение противника с задачей уничтожить все живое и еще не поднявшее рук. Как она ворвется — пешком или на коне, это будет видно на месте, но конница должна быть подготовлена и к тому и к другому.
Я считаю, что из печального Геленского боя, который наложил отпечаток на всю дальнейшую деятельность германской конницы, нужно сделать вывод, — но не о том, что отныне конница потеряла свое значение, а о том, что современная конница должна быть по-современному организована, вооружена и подготовлена.
В предвидении же революционно-классовой войны следует считать, что сама постановка вопроса о свертывании конницы объективно есть проявление упадочнических настроений, неверие в то, что империалистический фронт будет прорван и страны наших врагов запылают в гражданской войне. Такая постановка фактически ведет к ослаблению революционных сил отказом от такого быстрого, постоянно действующего и неприхотливого боевого средства, как конница.
Нам необходимо воспитывать среднего и младшего командира и рядового бойца в стремлении атакой, ударом разрешить поставленную задачу, иначе конница потеряет темп и будет решать свои задачи топтанием на месте в духе конницы Орановского или Хана-Нахичеванского. Установками же, высказанными тов. Трнандафнловым и другими еще более радикальными товарищами, мы отучаем своего комвзвода и комэска итти в атаку, и он у нас в действительной боевой обстановке при первом удобном случае будет спешиваться. Возражающие скажут, что, напротив, у нас имеется другая опасность — опасность производства безрассудно лихих атак на пулеметы и на танки, и пожалуй приведут в пример случаи, имевшие место на маневрах. На это следует ответить, что, прежде всего, действительная боевая обстановка резко отличается от маневров и вносит существенные поправки, и с другой стороны, что строительство армии имеет в виду не отдельных легендарных героев, а средних нормальных людей. И вот, если в армии устанавливается узаконенная возможность «залегать» при всяком случае, то основной массой все задачи и будут постоянно решаться этим залеганием. Пусть вспомнят русскую конницу, которая, будучи воспитана в духе «шока», в бою под Краупишкен 19 августа 1914 года в составе 70 эскадронов при 42 орудиях спешилась и залегла против 5 батальонов ландверной бригады, имевшей всего 12 орудий и развертывавшейся в труднейших условиях. Боевой порядок массы конницы застыл, и вот из всей этой конницы, — повторяю, воспитанной в духе беспросветного «шока», — в атаку в конном строю бросился лишь на левом фланге ротмистр гвардейского конного полка ныне не безызвестный Врангель и на правом фланге — штаб-ротмистр Новороссийского полка Роговский.
Таким образом, в действительности большая опасность заключается не в чрезмерном стремлении вперед, в атаку, а как раз наоборот — в спешивании и «залегании».
В отношении же случаев, имевших место на маневрах, невольно приходишь к выводу, что ряд комдивов и комбригов бросают свои соединения в неподготовленную атаку только потому, что не находят нужным задуматься над оперативным и тактическим решением в целом и принимают самое легкое решение: «строй фронт и в атаку марш-марш»! Средний же начсостав, приходящий в последние годы из школы, уже приносит с собой элементы недоверия к конной атаке. Таким образом получается диспропорция, заключающаяся в том, что высший и старший начсостав, который должен всячески взвесить, подготовить, обеспечить со всех сторон конные действия и уже после этого атаковать противника, — на самом деле имеет склонность бросать свои части в «голую» атаку, а средний начсостав, который должен постоянно стремиться к атаке и быть всегда к ней готовым, как стрела, опирающаяся на натянутую тетиву, наоборот, воспитывается так, чтобы при первой возможности спешиться и залечь. Это показывает, что упадочнические настроения по отношению использования конницы бродят среди ряда наших командиров и прежде всего отражаются на нашей школе.
Разновидностью вышеизложенных установок является склонность к замене конницы механизированными соединениями. Эта мысль ищет подтверждения в увеличивающейся проходимости машин, в легкости мотоцикла и в развитии огневого оружия.
На основании ряда иностранных материалов мы можем сказать, что моторизованные и механизированные части, несмотря на огромную пользу, заменить конницу не смогут. Легко себе представить растянувшуюся автомобильную колонну, плохо управляемую, неподвижную, негибкую, беззащитную, связанную с дорогой и состоящую из изолированных отдельных точек—машин, прячем эти части могут работать только при правильно организованном и четком тыле. Исходя из этого, следует сказать, что путь замены — это скользкий путь и не выдерживает критики. В этом отношении, аналогично тому, как не ставится вопрос о замене пехоты мото- и мех. частями, несмотря на то, что танк свободно проходит через проволоку, окопы и не боится пулемета, — совершенно так же не должен ставиться вопрос о замене конницы моторизованными соединениями. Перед нами стоит лишь вопрос их взаимодействия.
О тайных и явных сторонниках шока»
Правильному решению вопроса угрожает опасность и с другого фланга, — со стороны военных работников, преимущественно кавалеристов, которые до сих пор не разделались с «проклятым» наследством старой русской конницы и продолжают культивировать в нашей красной коннице беспочвенный «шок». Маневры, полковые и отрядные учения, литература свидетельствуют о том, что ряд кавначальников, не учитывая изменившейся природы современного боя, его материальной базы, продолжает строить воспитание наших конников в духе XIX в.
За такое воспитание в будущую войну нам предстоит заплатить много лишней крови. В этом можно усмотреть только или субъективное нежелание, или объективную неспособность произвести здоровый анализ и переменить направление в подготовке. В этом отношении конечно многое зависит от той подготовки высшего и старшего начсостава конницы, с которой они пришли к ее строительству. Надо прямо сказать, что офицерский состав конницы в старой армии был поголовно подготовлен в духе этого пресловутого «шока». Убийственную характеристику кавалерийских офицеров приводит в своей статье «Современная конница» Головин (один из профессоров старой академии). Отмечая недостатки одного из ротмистров полка, которым Головин командовал, он говорит: «...этот ротмистр принадлежал к тому типу кавалеристов, которые думали, что единственное нужное для кавалериста искусство, это — искусство верховой езды и равнение в сомкнутых строях. В мирное время подобные типы часто преуспевали. С их упрощенным мировоззрением, они добивались «чистоты в отделке» и аттестовывались очень хорошо такими же, как они сами, начальниками, видевшими в хорошо съезженной смене и в хорошем прохождении на параде венец подготовки кавалерии. Как часто приходилось страдать от подобных дефектов в подготовке в мирное время нашей кавалерии! Герои плац-парада и манежа сразу терялись в сложной современной обстановке; они способны были только к буквальному выполнению несложных приказаний. Но как это было далеко от того, что теперь требовала жизнь не только от кавалерийского офицера, но и от кавалерийского унтер-офицера».
Можем ли мы с полной ответственностью за будущее твердо сказать, что это «наследство» не занесено в нашу конницу?
Воспитание конницы в результате установки на «шок» должно неизбежно привести с первых же столкновений к массовой потере кадров мирного времени и к парализованию активности конницы в дальнейших операциях.
Надо прямо сказать, что, чем бы ни прикрывался русский кавалерийский устав царского времени, все же «шок» оставался его основным лейтмотивом. И в этом отношении мы не должны скрывать того, что и наш старый кав. устав недалеко ушел от него. Приверженность к старой «шоковой» доктрине выразилась в том, что конница неизменно двигалась крупными соединениями по одной дороге, постоянно сосредоточивалась на узком участке и постоянно прижималась к своей пехоте. Так, та же конница Хана-Нахичеванского постоянно двигается тремя колоннами, — в каждой по дивизии. Фронт всего корпуса не превышает 5 км. Под Краупишкеном на узком пятачке развертывается 70 эскадронов. Кавначальники не начинают действовать раньше, чем не узнают точно расположения противника.
Стремление таскать за собой крупные соединения в одной колонне осталось у многих начальников до сих пор. Неумение поставить задачу, наладить управление, недоверие к своим подчиненным, недоверие к штабам — это все пережитки прошлого воспитания.
Кавдивизии вышли на войну, рассчитывая на сомкнутые атаки крупных масс конницы против конницы противника, а такой случай за всю войну имел место лишь один раз. Это конный бой 10-й кавдивизии против 4-й австрийской кавдивизии 21 августа 1914 г. в районе Сборова у дд. Ярославицы—Волчковце. При этом в атаке участвовали дивизии не в полном составе.
Не буду приводить этого интересного эпизода, описанного в статье Головина. Но считаю необходимым остановиться на его выводах, представляющих большой интерес. Он пишет: «Две кавалерийские массы столкнулись в сомкнутом строю. Первое, что должно поразить внимательного исследователя, это малое количество потерь. В самом деле, представьте себе две крупные массы, сталкивающиеся между собой на полном карьере. Какое большое число убитых и зашибленных должно было бы остаться на поле столкновения, как следствие общего закона механики, согласно которому сила удара измеряется mv^2/2.
В бою у Волочковце во время самого столкновения потери от холодного оружия каждой из сторон измеряются всего 40—50 всадниками. А между тем в этом бою столкнулись и рубились с русской стороны 10 эскадронов, а с австрийской — 8, т. е. не менее 1800 всадников. Таким образом процент потерь при столкновении достигает лишь 5. Вывод на первый взгляд поражающий и противоречащий самой теории «шока»... и показывающий всю ее ложность».
С этим выводом следует согласиться. Каждого, кто участвовал в атаках, должен поражать незначительный процент потерь во время самой атаки. Это объясняется тем, что одна из сторон не выдерживает еще до удара. Надо быть откровенным и отметить, что не только у того, кто проиграл атаку, но также и у того, кто перешел в преследование, постоянно можно наблюдать растягивание и отставание.
Если Наполеон и Фридрих, для того чтобы подвести всадников к столкновению, требовали от своих конных частей во время атаки сомкнутости и равнения, то в наше время такой подвод конных масс к столкновению приведет лишь к тому, что артиллерия и пулеметы расстреляют боевой порядок конницы раньше, чем у нее обнаружится объект атаки. В этом отношении перед нами еще остается большая задача переломить психологию очень многих конников, представляющих себе природу конного боя по-старому.
Тот, кто до сих пор не может понять того, что современный боевой порядок, расчлененный в глубину и по фронту, не стремится достигнуть «механического единства конного удара», но он строит это единство гибким и правильным сочетанием огневого и конного боя путем постоянного взаимного и внутреннего переплетения, тот, кто, не учитывает всей силы современных огневых средств и, из-за боязни отдельного поражения какого-либо из своих подразделений, «водит» за собой свое соединение, как и тот, кто думает до сих пор, что конница существует только для атаки конницы противника или расстроенной пехоты, — все они по-моему сейчас являются отмершей клеткой красной конницы.
Кавалерия была и будет самым подвижным и безотказным родом войск. Она постоянно будет стремиться развивать и завершать свои действия на коне, потому что только в этом случае ее маневр будет действительно быстрым, но это, прежде всего, должно отразиться на организации конницы, ее воспитании и подготовке массы командиров и бойцов. Пришло время резко порвать с представлениями XVIII—XIX веков о том, что «история конницы — это история ее вождей». Наступила новая эпоха, когда конницу «не водят» в конный бой, а когда кавалерийским частям ставят определенные задачи, и эти части направляются для их решения. Каждое мелкое подразделение конницы, решая свою определенную задачу, прокладывает себе дорогу самостоятельно — огнем, маневром, ударом, — стремясь для ускорения решения своей задачи, а значит для уменьшения потерь, прикончить врага конной схваткой и неотвязным преследованием.
Современная конница — оружие широкого маневра, она способна не только находить и использовать слабые точки в системе противника, но и расстраивать эту систему своими огневыми и ударными средствами и наносить молниеносные, сокрушительные удары конной атакой совместно с быстроходными танками и авиацией.
Таким образом, опыт империалистической войны приводит не к отказу от конницы, как стараются выставить дело те товарищи, которые за бездарнейшими действиями Нахичеванских, Орановских, Новиковых, Тумановых и т. д. проглядели полезную работу конницы, а к отказу от психоза «шока».
Империалистическая война, не дававшая размаха для действий старой конницы, потребовала новой конницы и выдвинула перед ней широкие задачи как на фронте, так на флангах и в тылу. Она потребовала признания огневого боя как неотъемлемой сущности кавалерийского боя, потребовала расчленения конницы и перевода ее деятельности на высшую ступень. Она предъявила новые высокие требования как к старшим кавначальникам, так и к самым младшим. По-моему, теперь не только техника конного боя, но доподлинная тактика начинается с отделения и звена. От командиров отделений, звеньев требуется понимание общей боевой задачи, стремление достигнуть решения этой задачи во что бы то ни стало, маневрируя, опираясь на свои огневые средства и уничтожая расстроенного настойчивым наступлением противника атакой без всякой команды сверху.
Гражданская война облегчила снятие всей старой пустозвонной мишуры и коренную реорганизацию конницы. Она подчеркнула значение крупных конных соединений, их самостоятельную роль в общей системе боевых средств революции. Она же показала, что наша конница неизмеримо увеличит свои силы, если военная грамотность и политическая сознательность будет внедрена в рядовых бойцов.
Я не нахожу нужным приводить описание примеров успешной деятельности красной конницы, подтверждающих ее громадное значение в гражданской войне, так как даже самые ярые «отрицатели» конницы не рискуют умалять ее роли в этих условиях. Однако следует напомнить, что Конная армия на польском фронте, который по-своему насыщению материальной частью на ряде направлений приближался к условиям империалистической войны, вела беспрерывные бои с превосходными силами противника, которые были обеспечены значительными оборонительными средствами, и тем не менее два раза прорывала фронт пехоты противника, совершая рейды на Бердичев—Житомир и на Красностав.
Вместе с тем необходимо сказать, что многое из того, что уже было опротестовано ходом империалистической войны, снова въелось в организм красной конницы. Это касается подготовки, отношения к прочим родам оружия, к огневым средствам, к связи, к тылам, к своим штабам, к академикам и т. д. И многие наши командиры вместо того, чтобы удалить этот вредный осадок и сделать могучий синтез из элементов, рожденных простором и широтой кавалерийских операций гражданской войны, и элементов, которые дает современная материальная база и опыт войны 1914—1918 гг., возвращают нас к традициям русской конницы. И, как всегда делают оппортунисты, прикрывающиеся революционной фразой, так и они, чтобы подорвать все ценное, что можно получить из опыта империалистической войны, проводят свои вредные идеи под прикрытием опыта гражданской войны.
О методе решения
Метафизики всех толков и направлений все свое мышление строят по простой схеме «да-да», «нет-нет». Для них «и да и нет» непонятно, и ими не может быть понято единство противоположностей. Если они хотят обеспечить коннице подвижность, самостоятельность и способность к удару холодным оружием, то договариваются до конницы в духе XIX в. Если ж они хотят конницу сделать способной бороться в условиях современного боя и обеспечить огневыми и ударными средствами, то фактически договариваются до отказа от конницы. Наконец третьи ищут спасения в эклектической формуле равноценности огня и конного боя и решают вопрос путем установления механического равновесия между огневыми подразделениями и конными, объективно сводя это к сокращению конницы.
Гражданская война и империалистическая война доказали, что конница своего значения не потеряла, но европейская война показала, что для боя в современных условиях нужна не «батыевская» конница, а иная. Вместе с тем гражданская война напоминает о той самостоятельной и большой роли, которую конница должна будет играть в революционно-классовой войне. Все это говорит за то, что наши выводы должны будут заключаться в правильном синтезе этого многостороннего и противоречивого опыта без какого бы то было ущемления конницы. При этом необходимо найти правильное соединение, чтобы конница осталась конницей, но при этом стала могучей и способной к действиям «завтра»».
Прежде чем перейти к изложению основ предлагаемой мной реорганизации, необходимо кратко остановиться на задачах современной конницы, вытекающих из опыта империалистической и гражданской войн.
Задачами конницы будут: оперативная разведка, прикрытие оперативного маневра (мобилизации или сосредоточения), действия на флангах и в тылу, рейды, оперативное преследование, действия в качестве оперативного резерва, развитие прорыва, обеспечение отхода, захват и удержание отдельных рубежей и т. д.
Примеры этих задач могут быть найдены в большом количестве в деятельности конницы как на западном, так и на восточном фронте войны 1914—1918 гг. и в гражданской войне.
Блестящие примеры оперативной разведки и завесы дает деятельность корпусов Марвица и Рихтгофена на Западе. Интереснейший пример прорыва конницы в тыл дают действия немецкого корпуса Гарнье в Свенцянской операции в сентябре 1915 г. Примером развития прорыва и действий на флангах армии может служить операция 3-х кавалерийских корпусов на Днестре в конце апреля 1915 г. Примером возможности успешных действий конницы на флангах и в ближайшем тылу могут служить действия русской конницы в середине августа 1915 г. на юго-западном фронте в районе м. Ополе на р. Ходель. Примером рейдов могут служить рейды Конной армии на польском фронте на Бердичев—Житомир и на Красностав и т. д.
Для решения этих задач конница должна быть способна отражать натиск и преодолевать сопротивление значительных сил противника, т. е. она должна иметь большую боевую мощь и быть соединена в крупные кавсоединения. Потребность в таких крупных соединениях доказана не только гражданской войной, но и империалистической.
Если действия Хана-Нахичеванского привели к выводу, что конная масса ничего хорошего дать не может, то действия 3 кавалерийских корпусов на широком фронте в конце апреля 1915 г. на Днестре на фланге 9-й армии открыли дорогу этой армии на Карпаты. А надо сказать, что 9-я армия уже и до маневра этих корпусов пыталась перейти в наступление, но неудачно. Вот что пишет об этой операции в своей работе Головин, который в этот период занимал должность генерал-квартирмейстера 9-й армии: «На всем широком фронте волна наших 160 эскадронов катилась от Днестра до Прута, захлестывая с флангов и с тыла те части противника, которые пытались задерживаться на заранее укрепленных позициях. Все эти попытки быстро ликвидировались угрозой обхода в тыл. и в течение нескольких дней неприятель очистил весь район между Днестром и Прутом. Успехи конницы на фланге отразились и на части неприятельского укрепленного фронта, расположенного против наших XXX и XI корпусов. Он начал быстро очищать свои позиции и, теряя пленных, отходить в горы. Вся операция дала нам более 25000 пленных». (М. Головин, Современная конница, «Военный сборник», О.Р.В.З., 1924, кн. 4-я.).